[.кромешничек]

бличеколода.

море

по вопросам преобретения обращаться сюда.

Вопрос: нравится?

1. да		87	(93.55%)
2. нет		6	(6.45%)
Всего:		93

@темы: Абарай Ренджи, Ичимару Гин, Хичиго, Кучики Бьякуя, Сой Фонг, Фанарт, Айясегава Юмичика, Унохана Рецу, Куросаки Ичиго, Айзен Соске, Хирако Шинджи, Урахара Киске, Гриммджо Джаггерджек, Шихоин Йоруичи, Заель Апполо Гранц, Куроцучи Маюри, Нойтора Джируга

---

Из жизни насекомых. х)

[RianoneL]

Предположим, Гин проделал в Айзене дырку шутки ради...
И Айзен Гину за это руку не отрывал...
Но всякая шутка наказуема! х)) Помните об этом! ))
п.с. рисовала мышкой.

Вопрос: Нравится?

1. Да		64	(80%)
2. Нет		16	(20%)
Всего:		80

@темы: Ичимару Гин, стеб, юмор, Фанарт, флафф, Айзен Соске

---

[Murury]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Фанфик, AU

[Ugarnaya_uno]

Название: Безупречный
Жанр: не определен
Автор: Ugarnaya_uno
Бета:  _bitch
Пейринг/Персонажи: Куротсучи Маюри/Заэль Апорро Гранц, fem!Цубокуро Рин
Рейтинг: PG-13
Отказ от прав: шалю, шалю и еще раз шалю=)
Условия размещения: запрещаю. категорически, кроме случаев, когда размещаю сама.
От автора: написано для  Осенняя хандра
Предупреждения: Это полное AU, как следствие, возможен небольшой ООС=))
Примечание: Мария Кюри - это реально существовавший человек. О ней Вы можете почитать здесь.
Спасибо:  _belko и  _bitch за их поддержку и веру в меня=)))))

читать

Цель и средства для ее достижения.

Каждое утро Заэля начинается ровно в семь часов. И это не звонок будильника или однокурсника. Это четко приученный на подъем в одно и то же время организм.
Началось все еще с младшей школы, когда отец обзавелся привычкой будить их с Ильфорте – старшим на год братом Заэля – пинком под ребра. Пробуждение всегда было неприятным и болезненным, а сопутствующие на протяжении всего сбора в школу затрещины и ругань вызывали у Заэля глухое раздражение и злость, а большие, смотрящие на все это с отчаянной беспомощностью глаза матери, чуть ли не отвращение. И желание как можно быстрее убраться из дома.
От отца, от слабой, ничего не могущей сделать, чтобы защитить обоих детей, матери.
Ответить силой на силу не было ни возможности, ни желания, поэтому пришлось идти обходным путем. И первым шагом стала именно привычка просыпаться раньше отца.
Заэль вставал, будил брата. Вместе они быстро одевались, забирали выданные накануне вечером матерью деньги на обед и пулей неслись из дома.
Школа была для Заэля отрадой. Учиться ему нравилось, он жадно хватал все, что давали учителя, просиживал допоздна в библиотеке, перечитывая кучу книг, и домой шел лишь тогда, когда желудок начинал настойчиво требовать еды. За ужином приходилось терпеть очередную порцию оплеух и нецензурной лексики, но Гранц терпел, сжав зубы, напоминая себе, что однажды это кончится. Однажды он вырвется отсюда, забудет эту жизнь, как дурной, неприятный сон.
С этой мыслью он ложился спать, на следующее утро вставал, снова шел в школу и находил утешение в книгах и знаниях. Учителя хвалили, пророчили светлое будущее и гадали, какой дорогой пойдет лучший ученик их школы.
Лучший ученик даже не задумывался над этим вопросом вплоть до средних классов. Пока не появилась она. Вышедшая в его жизни на первое и самое главное место.
Химия.
Формулы, растворы, эксперименты, лабораторные работы, возможность исследовать и изучать, производить точные и обязательно верные расчеты, чтобы достичь нужного результата. Все это приводило его в восторг, захватывало, поглощало. Он по-прежнему оставался лучшим учеником по всем предметам, но химия стояла отдельно, на вершине смысла его жизни. Он понимал ее, он любил ее, она благосклонно открывала ему свои тайны, подстегивала к новым открытиям и знаниям.
- Вам надо к профессору Куротсучи, молодой человек, - вздохнул учитель где-то незадолго до выпускных экзаменов, глядя на итоговую работу Заэля, - с таким-то потенциалом.
Гранц подавил снисходительную усмешку. Он прекрасно понимал, что намного талантливей всех своих одноклассников вместе взятых. Талантливей даже стоящего перед ним учителя, посвятившего всю жизнь химии, но так и не поднявшегося выше обычного преподавателя в школе.
- Спасибо, учитель, я как раз думал именно о том университете, в котором преподает профессор, - сказал Заэль вежливо, улыбнувшись краешками губ, и получил одобрительный кивок в ответ.
Куротсучи Маюри являлся довольно известной и влиятельной фигурой в науке. Специализировался он, в основном, на аналитической химии, но и в остальных разделах ориентировался ничуть не хуже. Гений, автор ценных открытий, ученый, внесший огромный вклад в развитие науки, лауреат многих престижных и уважаемых премий в области химии, руководитель кафедры лучшего университета Японии, глава государственного исследовательского института. И весьма занимательная, хоть и эксцентричная, личность. Попасть к нему было сложно, учиться еще сложнее. Но, даже трезво и объективно оценивая свои возможности, Заэль понимал, что шансы на успех у него есть.
А еще они с Маюри мыслят практически в одном диапазоне. Гранц понял это, когда изучал его научные труды и исследовательские работы. И это должно помочь найти хоть какой-то общий язык.
- Кстати, Вы в курсе, что самые одаренные и успешные студенты становятся протеже профессора? – спросил неожиданно учитель, врываясь в раздумья Заэля.
- Что? – не понял тот, нахмурившись. – Протеже? Куда?
Учитель вскинул бровь, посмотрел чуть недоуменно.
- В институт, который возглавляет профессор Куротсучи. Неплохие перспективы, не так ли?
Да уж, неплохие. Очень даже.
Заэль этого действительно не знал. Зато теперь появилась еще одна причина, по которой он должен обязательно поступить в университет к профессору и доказать, что он достойный. Лучший из лучших.
Это ведь не просто место. Это лучшие оборудование и материалы, субсидии государства, перспективы роста и продвижения, возможность всю жизнь заниматься тем, что нравится и зарабатывать на этом деньги. Это способ проявить себя, вырваться из той жизни, что опостылела. От людей, которые утомили и не вызывают ничего, кроме глухого раздражения.
- Спасибо, - почти искренне поблагодарил Заэль учителя.
- Не за что, - пожал тот плечами, - и удачи. Она не будет лишней.
Что верно, то верно, эта барышня никогда не помешает. Особенно когда имеешь дело с профессором Куротсучи. Вступительный экзамен он принимал лично, окидывая оценивающим и скептичным взглядом каждого своего потенциального студента. Заэля тоже не обделили вниманием желтые циничные глаза. Они не отрывались от него все двадцать минут, что он провел за преподавательским столом, отвечая на вопросы. И Гранц мог поклясться, что ни на секунду в них не вспыхнуло даже искорки интереса. Любопытства.
Впервые в своей жизни столкнувшись с подобным, Заэль ощутил что-то вроде беспокойства и раздражения.
Провалил? Да быть такого не может, просто нереально, он же лучший, самый лучший из всех, кто сидит сейчас здесь, в этой аудитории и с нетерпением ждет результатов экзамена.
Нет, не провалил, как оказалось потом, и можно было бы вздохнуть с облегчением, только вот, не получилось. Потому, что у Маюри было действительно сложно учиться.
- Вы здесь не потому, что умные, - желчно, своим чуть гнусавым голосом сообщил он на первой же лекции, - вы здесь потому, что я дал вам шанс доказать это.
Он был требователен сверх всякой меры и предвзято подходил к каждой выполненной работе, к каждому услышанному ответу. Он не делал разделений между студентами. Он не выделял любимчиков и относился ко всем с одинаковой долей презрения и снисхождения. И никогда и никому не ставил «отлично».
Это был первый преподаватель, который не ставил «отлично» Заэлю. Получив результаты первой работы с оценкой «хорошо», Гранц пришел сначала в недоумение, а потом чуть ли не в ярость. Это было унизительным ударом по самолюбию, гордости и расценивалось Гранцем, как оскорбление. Нет, он не пошел объясняться с профессором, не позволил здравый смысл – спорить с Маюри, себе дороже выйдет. Он просто поставил себе очередную цель – добиться признания. Добиться высшей оценки у этого циничного и въедливого человека, который не признает совершенства.
- Нет ничего идеального, нельзя добиться идеального, есть только возможность стремиться к идеалу, - неоднократно повторял профессор Куротсучи, обводя аудиторию тяжелым взглядом своих необычных глаз за стеклами очков. – И каждый ученый должен ценить это.
В его словах звучала жизненная позиция, но Заэль думал немного иначе. Он привык думать иначе. Именно поэтому очень хотелось доказать обратное, доказать, что Маюри ошибается. Что он, Заэль Апорро Гранц – и есть совершенство. Самый лучший. Самый перспективный. Самый талантливый.
- Почему Вы поставили мне «отлично»? – спросил Заэль, спустя год обучения у Маюри, втайне торжествуя, что сумел. Доказал. Добился.
Профессор окинул его снисходительным взглядом, усмехнулся иронично, насмешливо.
Словно видел насквозь.
- За энтузиазм, Гранц, за энтузиазм. Но никак не потому, что ты думаешь.
И Заэль понял, что цель по-прежнему осталась. Все та же.
О том же.
И у него впереди четыре года, что суметь переубедить. И доказать. Что он – лучший. Совершенный.
Безупречный.

Вопросы и ответы.

- Знакомьтесь - Рин Цубокуро. С сегодняшнего дня она будет учиться в вашей группе, - голос профессора Куротсучи звучит негромко, но достаточно для того, чтобы его услышали.
Находящиеся в аудитории немногочисленные студенты с любопытством рассматривают смущенно топчущуюся у преподавательского стола новенькую. Невысокого роста, худенькая, со смешно затянутой в «хвостик» челкой.
- Выбирай любое свободное место и садись, - говорит Маюри, желая поскорее покончить с церемониями, которых он терпеть не может, считая пустой тратой времени.
Девушка, словно почувствовав это, кивает, быстро-быстро проходит вдоль ряда парт и усаживается на первое, оказавшееся не занятым, место. Заэль смотрит, как она раскладывает вокруг себя конспекты, ручки, карандаши и думает, почему она здесь?
Всех особей женского пола Маюри отчислил еще к концу второго курса, полагая, что барышням в химии не место. Ну, если, конечно, она не вторая Мария Кюри, коей профессор всегда сдержанно восхищается.
- Не тот склад ума, - как-то произнес он снисходительно в порыве благодушного настроения, имея в виду всех женщин в целом, но никак не великую ученую. И тут Заэль был с ним согласен.
А теперь вот это… существо. Как там ее? Рин Цубокуро?
Неспроста. Далеко неспроста.
- Новая тема, - доносится до Гранца голос Куротсучи. – И напоминаю вам, что на следующей неделе лабораторная работа по пройденной.
Он обводит едким взглядом аудиторию, на секунду останавливается на Гранце и кривит губы в саркастичной усмешке.
- Надеюсь, вы сумеете меня удивить. Хоть чем-то.
Никто из присутствующих даже мысли не допускает возразить. Новенькая лишь опускает глаза, сосредоточенно глядя в конспект.
Заэль продолжает смотреть на нее задумчивым взглядом.
Почему ты здесь, снова проносится в его голове почему-то тревожная и беспокойная мысль.

- Говорят, это была его идея.
- Серьезно? Такого не может быть.
- Тогда почему она здесь?
- Может, протеже ректора? – выдвигает предположение кто-то, не совсем, по мнению Заэля, умный.
Он морщится, слушая долетающие до него обрывки разговора. Уши улавливают их чисто машинально, мешая сосредоточиться на чтении.
Идиоты...
- Вам что, больше поговорить не о чем, кроме как об этой блеклой моли? – раздраженно произносит он, захлопывая книгу.
Вся группа студентов поворачивается к нему, смотрит заинтересованно.
- А что ты думаешь по этому поводу, Заэль-сан? – спрашивает Фукуто Сайто, инициатор данного обсуждения, – Ведь неспроста все это.
- Я думаю, что вам стоит к лабораторной готовиться вместо того, чтобы трепать языком. Если конечно, не хотите неудов нахватать.
Сайто прищуривается.
- Я смотрю, ты сам не шибко стараешься, м?
Заэль усмехается, окидывает его снисходительным взглядом.
- Я уже говорил тебе, всем вам, в чем между нами разница. У меня есть мозги, а у вас они пока на стадии зачатков. Я сумел доказать ему, что отличаюсь от вас. Вам придется попотеть, чтобы хоть чем-то удивить его. Хотя, есть еще целый год. Может, и получится?
- Слишком самонадеянно звучит, Заэль-сан, - недовольно говорит Фукуто, и его поддерживают негромким одобрительным гулом.
Заэль снова демонстрирует свою лучшую усмешку.
- Зато правдиво, и вы это знаете.
И идет прочь, зная, что даже за такие почти оскорбительные слова его не посмеют не то что пальцем тронуть, но и слово в ответ сказать. Гранца ценят, понимая, что это лучший студент за всю историю существования университета. Его опекает ректор, все преподаватели относятся к нему с уважением, за исключением Маюри, но тот, похоже, просто не знает значения этого слова. Ему в свое время выделили отдельную комнату в общежитии, тогда как остальные студенты жили по двое. Заэль такому подарку судьбы обрадовался нереально, мигом съехав от родителей. Мать расстроилась, но Гранцу – младшему дела до нее было мало. Он так и не смог ей простить, что она не смогла защитить их с Ильфорте от издевательств отца.
Что же касается Форте, то он уехал из Японии сразу же, как только убедился, что младший брат нашел свое место и пусть не на сто процентов, но доволен им. Они не видятся, но иногда созваниваются. Особой любви между ними никогда не было, но оба по-прежнему помнят, что братья. Что есть хоть и тоненькая, но связывающая их кровная ниточка.
Заэль заходит в здание университета, идет по пустым коридорам. Сейчас время лекций и только у их группы «окно» в связи с болезнью одного из преподавателей. Ноги сами несут к лаборатории, он почти не задумывается над маршрутом, ступая чисто машинально. За все четыре с небольшим года обучения здесь он бывал в этой лаборатории сотни раз. И не только во время лекций. Получив разрешение у Куротсучи, Заэль приходит сюда в свободное время и занимается. Иногда получается, что засиживается допоздна. Просто упускать возможность работать в лаборатории самого профессора - глупо. У него всегда все самое лучшее, начиная от материалов и заканчивая оборудованием.
Заэль заходит в лабораторию и тут же замирает на пороге.
Он никак не ожидал, что застанет здесь профессора. Лекций в его расписании больше нет, Заэлю это точно известно, и в таких случаях он едет в свой институт.
- Чего тебе, Гранц? – спрашивает Куротсучи, не отрывая взгляда от большой тетради, в которую он что-то записывал.
На нем привычный белый халат, накинутый поверх простой футболки и джинсов. Темные волосы тщательно зачесаны назад, чтобы не мешали работе, на носу очки в тонкой золотой оправе.
- Извините, профессор, я думал, что лаборатория пуста, - говорит Заэль, стараясь, чтобы голос звучал вежливо. В нем не остается ни тени того превосходства, что имело место быть в перепалке с Сайто.
- Как видишь, она занята, - отзывается Маюри, все так же не поворачивая головы в его сторону. – Так что, свободен. Или у тебя есть вопросы ко мне?
И тут Заэль понимает, что вот он - шанс узнать. Получить ответ на вопрос, что мучает его с самого утра.
- Есть, профессор, если Вы не против, - произносит он, подходя к столу, останавливаясь рядом с Маюри. - Один.
Тот пожимает плечами, начинает рассматривать содержимое стоящей перед ним колбы
- У тебя две минуты, Гранц. И надеюсь, вопрос будет не идиотский.
Заэль медлит, осознавая, что опасно рубить с плеча. И если спрашивать, то осторожно. Не давая понять, что это больше, чем простое любопытство.
- Насчет новенькой, - начинает Заэль, не торопясь, - она может стать второй Марией Кюри?
Куротсучи, наконец, отвлекается от работы, смотрит на Заэля, прищурившись.
- С чего такие предположения, Гранц?
Тот позволяет себе легкую улыбку, заправляет за ухо прядь волос.
- С Ваших же слов, профессор. О женском уме.
Куротсучи усмехается, теперь уже откровенно заинтересованно разглядывает Гранца.
- Ну, а твое мнение?
- Ходят слухи, что она протеже ректора, - говорит Заэль и, увидев, как при этом презрительно кривится профессор, поспешно добавляет: - Но я уверен, что это просто слухи. Причем безосновательные.
- Ты когда-нибудь думал о том, что не один такой замечательный и талантливый, Гранц? – спрашивает Маюри, помолчав. – Что другие имеют право ими быть?
Заэль смотрит против воли недоуменно.
- Вы хотите сказать, что она…
И не договаривает, потрясенный. Не может быть, думает он, Куротсучи не смеет сравнивать меня с кем-то. Тем более, с этой блеклой молью. Я – лучший. Идеальный. Безупречный.
Маюри уже откровенно ухмыляется, глядя на растерянное лицо своего студента.
- Время покажет, Гранц, - говорит он. – Советую тебе не расслабляться.
- Вы не можете говорить серьезно.
- Почему же? – желчно выговаривает Маюри, начиная раздражаться. – Еще раз говорю, ты не можешь быть на земле единственным талантливым. А теперь пошел вон, твои две минуты истекли.
Где-то внутри дергает задетое самолюбие, оседая в груди едкой желчью. Той самой, что разбрасывается налево и направо профессор Куротсучи. В его, Заэля, адрес разбрасывается.
И это просто… непозволительно.
Язык сам складывает слова, толкает их наружу, прежде чем Гранц успевает подумать. Такого он себе никогда не позволяет, но тут… тут ситуация другая. И человек другой.
Маюри Куротсучи никогда не будет носиться с ним, как это делают остальные преподаватели и ректор. Он не считает нужным проявлять хотя бы видимость уважения. И он может себе позволить быть честным и не лицемерить.
И последний факт раздражает больше, чем все остальное.
- А может, просто за внешностью блеклой моли у нее скрываются иные таланты?
Непозволительные слова. Грубейшая ошибка.
Заэль чувствует, как в волосы вцепляются тонкие хищные пальцы, тянут вниз, и машинально хватается за край стола, чтобы не упасть.
- Какого…
- Советую следить за языком, Гранц, - шипит Маюри, - ты его слишком распускаешь в последнее время.
Это же немыслимо. Невозможно.
- Пустите, - требовательно произносит Заэль, но Куротсучи только сильнее сжимает пальцы, притягивая его голову к себе. Так, что их лица оказываются друг напротив друга.
- Иначе, что?
- Пожалеете, - отвечает Гранц, прекрасно понимая, что это всего лишь слова.
- Еще и угрожаешь? Кем ты себя возомнил, маленький ублюдок?
Заэль просто не знает, что на это ответить. Нет, знает, просто не может позволить себе рыть яму еще глубже. Он и так уже совершил непозволительное.
Несколько секунд две пары почти одинаковых глаз смотрят друг на друга, не отрываясь.
Гранц чувствует, как чужое дыхание щекочет щеку.
Мята. Почему-то у Маюри оно пахнет мятой. Заэль всегда думал, что профессор должен быть весь пропитан запахом реактивов. Для ученого это почти так же нормально, как сожженная химическими составами кожа на кончиках пальцев. Это правильно, а не аромат мяты, который неожиданно оказывается… приятным?
Абсурд. Самый настоящий абсурд.
От боли на глаза наворачиваются слезы, Заэль тяжело сглатывает.
- Пустите, - повторяет он, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
На лице Маюри не дергается ни единый мускул, только в глазах проскальзывает необычное и странное выражение. А потом он все-таки разжимает пальцы.
- Пошел вон, - говорит он, отворачиваясь, - и не вздумай больше распускать язык, иначе вылетишь отсюда в считанные секунды с такими рекомендациями, что ни один, даже самый вшивый, институт тебя не возьмет на работу.
Вот это не пустая угроза. Этот человек говорит то, что реально может сделать.
Он может многое из того, что Заэлю не позволено. Пока не позволено.
И сейчас он может только уйти, сжимая кулаки в бессильной ярости. И наступать на горло своей гордости и раненному самолюбию. И мечтать о том, что однажды сможет сказать Куротсучи Маюри все, что о нем думает. Однажды.
А пока проглотить, пережить, но не забыть. Ни за что не забыть.
Он уходит из лаборатории с гордо поднятой головой, ни разу не обернувшись.
Ошибся, оступился, сделал несколько шагов назад от намеченной цели, но ничего. Еще есть время наверстать упущенное по собственной глупости. Доказать. Он всю жизнь все всем доказывает, ему не привыкать.
И начнет он с лабораторной работы.
Она будет идеальна, профессор, думает Заэль, идя по коридорам университета. И Вам придется признать это.

Уроки и предупреждения.

- Время, - обрубает Куротсучи, хлопая в ладоши, - сдаем работы.
Заэль смотрит, как студенты торопливо один за другим подходят к столу профессора. Листы с теорий в одну сторону, колбы в другую. Как всегда, как заведено с самого первого курса.
Гранц не торопится. Только когда за последним его однокурсником закрывается дверь, он встает со своего места, берет работу и направляется в сторону Маюри. Тот смотрит на него тяжелым, с прищуром взглядом.
- Я буду субъективен, Гранц, - предупреждает он, когда последний лист опускается на стопку многих, а ряд колб пополняется еще одной.
Заэль улыбается. Почти искренне. При всей своей неприязни к этому человеку, он не может отрицать, что они похожи.
- Конечно, профессор, я бы тоже был субъективен после того, что произошло.
- Твоя лесть совершенно не уместна, - морщится Куротсучи, и Заэль давит желание отвести взгляд, чтобы не видеть презрительной снисходительности в желтых глазах.
Вместо этого он улыбается, привычным движением заправляя за ухо прядь волос.
- Вы даже мысли не допускаете, что я могу быть искренен?
Маюри прищуривается еще больше.
- Я вижу тебя насквозь, Гранц. Я знаю, чего ты добиваешься. Так что, не обольщайся.
- Что зазорного в моем стремлении, профессор?
- Методы, Гранц, - припечатывает Маюри, - в них вся суть.
Непонятно, думает Заэль, совсем непонятно. Непонятный человек.
Методы ему не нравятся.
Но разве он сам в свое время не пользовался всеми доступными, чтобы достичь желаемого? В этом мире только так, на одном талане не вылезешь, нужно уметь быть целеустремленным и жестким.
- Цель оправдывает средства, профессор, - говорит Гранц, помедлив, решая быть честным почти до конца. - Вам известно это не хуже меня.
- Хороший подход, - неожиданно хвалит профессор, - очень хороший. Только смотри, палку не перегни. А теперь проваливай, мне совершенно не хочется тратить на тебя свое время. Тем более что очевидного ты не замечаешь.
Он демонстративно отворачивается, и Заэль понимает, что сейчас действительно лучше уйти, даже с учетом того, что он бы разговор продолжил. Но здесь правила устанавливает Маюри.
И уже на пороге он оборачивается и, набравшись смелости, говорит:
- Вот увидите, профессор, моя работа идеальна.
В ответ Куротсучи лишь неопределенно пожимает плечами, даже не удостоив своего студента взглядом.
Что ж, думает Заэль, уже намного лучше. По-крайней мере, теперь он уже даже не возражает.

- Неудачники, - голос Маюри сочится ядом и сарказмом. Он небрежно, почти с отвращением раскладывает перед каждым студентом листы с результатами прошедшей лабораторной работы. И практически в каждом из них стоит оценка «неудовлетворительно».
- Неудачники и ничтожества, - продолжает Маюри, вернувшись на свое место за кафедрой. – Неужели за почти пять лет я так и не смог ничего вложить в ваши головы?
Аудитория молчит, вперив взгляды в парты, не смея поднять глаз на вечно недовольного профессора.
Заэль не скрывает усмешки, наблюдая за этим разносом. Он знает, что в его работе стоит высший балл.
- Пошли вон, вы меня бесите, - цедит Маюри своим чуть гнусавым голосом, и студенты со скоростью пули вылетают из аудитории. Все, кроме Заэля. И Цубокуро Рин, которую останавливает профессор. Он ей что-то говорит, тыкая пальцем в лист, она кивает, периодически вставляя свое слово.
Гранц не слышит ничего из их разговора, но сдерживает довольную усмешку. Похоже, блеклая моль начинает профессора разочаровывать. Что ж, Заэлю это только на руку.
Наконец, Рин уходит, и Маюри поворачивается к Гранцу.
- Отдельное приглашение требуется? – спрашивает Куротсучи язвительно, глядя на студента. – Или работу над ошибками решил сделать?
Заэль машет листом со своей работой.
- Здесь нет ошибок, профессор, и Вы это знаете.
Куротсучи раздраженно кривится, фыркает, подходит к парте, за которой сидит его лучший ученик.
- Снова самоуверенность, Гранц?
- Но Вы же поставили мне «отлично»? – парирует Гранц насмешливо. - И не за красивые глаза. Почему бы Вам не признать, что есть кто-то перспективнее Вас?
Это опасно – вот так, играть в открытую, но Заэль понимает, что сейчас по-другому нельзя. Настал тот момент, когда можно позволить себе чуть больше, чем обычно. И Маюри словно подтверждает его мысли, выдергивая его из-за парты.
- Выбить бы из тебя всю дурь, Гранц, - говорит он желчно, - и цены бы тебе не было.
- Это не в Вашей компетенции, профессор.
- Неужели?
А потом мята. Везде и повсюду, ее свежий привкус на языке. И это снова не вызывает отвращения, просто приятную щекотку где-то в области живота.
Заэль не знает, зачем Маюри это делает. Не знает, почему сам позволяет ему это делать. Вернее, он не может утверждать. Как любой ученый он имеет право только предположить.
Демонстрация превосходства? Вполне возможно.
Или же банальный, но своевременный вопрос?
Как далеко ты готов зайти, чтобы достичь желаемого, Заэль Апорро Гранц?
Нет, такими методами не привык решать проблемы даже Заэль, слишком это унизительно для него, для его гордости. Просто сейчас это… приятно. Мята и щекотка в животе. И хищные пальцы в волосах.
Гранц едва успевает ответить на поцелуй, как его тут же отталкивают.
- Это неэтично с Вашей стороны, профессор, - усмехается он, приглаживая волосы слегка дрожащей рукой. – Вы не находите?
- А ты пойди и пожалуйся, - припечатывает Маюри, отходя к своему столу.
- Нет ни выгоды, ни желания, - усмехается Гранц.
Куротсучи смотрит на него несколько секунд, а потом широко улыбается.
- Знаешь, Гранц, ты не единственный, кто получил высший балл за работу, - насмешливо произносит он, и Заэль, не ожидавший такого поворота, растерянно моргает.
- Что?
- Цубокуро сделала лабораторную лучше тебя.
- Этого не может быть.
- Снова самоуверенность и гордыня, Гранц, - морщится Маюри, - это, конечно, хорошо. Но бывают моменты, когда стоит быть скромнее. И не зацикливаться на собственной мнимой безупречности.
- Что-то я не замечал за Вами подобного, - позволяет себе слова Гранц.
- Даже не смей нас сравнивать, - жестко отвечает профессор. – А теперь вон. Ты мне надоел.
Злость и глухое раздражение. Вечные спутники. Когда он, наконец, от них избавится?
Когда появится возможность сказать этому человеку все, что так хочется. Очень хочется.
Но нельзя. Еще пока нельзя, не пришло время.
И поэтому Заэлю ничего другого не остается, кроме как выйти из аудитории, гася в душе злость и глухое раздражение. Как всегда. Как обычно.
Как пошло с самого первого курса и продолжается до сих пор.
Только теперь еще приходится глотать навязчивый, осевший на языке привкус мяты. Привкус его очередного поражения.

Ошибки и неточности.

- Доброе утро, Рин-сан.
В голосе Заэля скользят мягкие бархатистые нотки, на губах доброжелательная улыбка, и все вместе это делает его почти неотразимым. Цубокуро, явно не ожидавшая внимания со стороны красивого и успешного парня, который до этого момента полностью ее игнорировал, смущенно краснеет, но кивает. Другая на ее месте насторожилась бы, но не простодушная и местами наивная Рин.
- Доброе, Заэль-сан.
- Разрешишь присесть? – спрашивает он, довольный произведенным эффектом. Впрочем, он именно на него и рассчитывал.
- Да, конечно.
Она двигается в сторону, освобождая ему место на скамье.
- Благодарю.
Гранц усаживается, закидывает ногу на ногу.
- Как тебе наш университет? – спрашивает он, помедлив.
Рин демонстрирует смущенную улыбку.
- Здорово. Учиться у профессора Куротсучи – большая честь для меня.
- Неужели?
- Да, - она кивает, снова краснеет, чем раздражает Гранца до ужаса. – Когда я подавала заявление о переводе, я и не думала, что профессор ответит на него согласием. Мне очень повезло.
Заэль тонко улыбается.
- Не думаю. Попасть к нему чисто на везении просто нереально. Тем более, барышне, - говорит он небрежно, а потом чуточку насмешливо добавляет: - Профессор у нас шовинист в том, что касается науки.
- Я знаю, - кивает она, - забавно, правда? Именно поэтому я и удивилась, что он все-таки взял меня.
Я тоже, думает Гранц, и до сих пор удивляюсь. Как ты могла меня обскакать?
- Хотя, он очень уважает Кюри, - продолжает Рин, явно не догадываясь о том, какие мысли бродят в голове Заэля. - Ты читал статью профессора о ее научной работе?
- А есть такая? – рассеянно интересуется Гранц, все еще думая о своем.
- Конечно, – немного удивленно произносит она, - профессор ее в прошлом году писал, как раз на день рождения Кюри. Мне очень понравилось, как он сдержанно ею восхищался. В чем-то покритиковал, правда, но это, скорее, в силу непростого характера. А так, я думаю, она одна из наиболее уважаемых им ученых.
Гранц кивает, ничуть не удивленный. Ему и без Цубокуро прекрасно известна позиция Куротсучи в отношении Кюри.
- Как думаешь, сможешь тоже в будущем получить Нобелевскую премию? – спрашивает он с видимостью заинтересованности, чем вызывает у Цубокуро нервный смешок.
- Ты что, я и мечтать об это не смею.
- Ну, почему же? – продолжает прощупывать почву Заэль. - Если Маюри тебя взял, то, значит, ты необычайно талантлива.
- Я просто люблю химию, - бормочет вконец смущенная девушка.
- Ну, разумеется, - позволяет себе усмешку Гранц, - мы все здесь именно поэтому.
- А разве нет?
Он не отвечает, переводя тему в нужное ему русло:
- Как написала работу?
- На «отлично», - расцветает она, - ты ведь тоже, Заэль-сан?
- Да, тоже. А у тебя с собой? Я бы хотел взглянуть.
- Да, конечно, я как раз взяла ее, - говорит Цубокуро, залезая к себе в сумку, - держи. Мне будет интересно узнать твое мнение.
Заэль берет бумажку в руки и смотрит. Неплохо, думает он, бегло пробегая глазами строчки, совсем неплохо. Вот здесь, правда, неточность в расчетах. И в формуле ошибка. Но в целом очень даже ничего. Намного лучше, чем у остальных неудачников на их потоке. Вот только обычно за такую работу Маюри не ставит высшую оценку, коя красовалась в правом нижнем углу листа.
- Странно, Рин-сан, две ошибки, но все равно он поставил тебе «отлично».
- Ошибки? – удивляется она искренне. – Разве?
- Да, смотри.
Заэль ей показывает на недочеты, которые увидел.
- Странно, - огорченно говорит девушка, забирая лист и глядя в него, - а мне профессор ничего не сказал. Нет, он спросил, конечно, как я формулу выводила, но про то, что это неправильно, ни словом не обмолвился.
- Очень на него не похоже, правда? – произносит Гранц, совершенно недовольный происходящим.
Невозможно, чтобы Маюри пропустил такие грубые оплошности. Тем более что он спрашивал про вывод формулы у Цубокуро. Тогда почему? Почему он поставил ей высший балл за то, за что обычно наказывает?
Та самая обещанная предвзятость? Но ведь тогда он должен был наоборот, снизить оценку Заэлю.
Сделал назло? Это детский сад, который Маюри терпеть не может.
Непонятно. Совершенно непонятно. И от этого еще больше злит, выводит из себя.
Профессор ведет какую-то странную игру, и Заэль начинает подозревать, что она ему не по зубам. А это снова бьет по гордости и самолюбию. Не должно быть в этом мире ничего, что бы было ему неподвластно.
- Заэль-сан, - долетает до него сквозь мысли голос Рин, - а можно мне твою посмотреть? Ну, сравнить.
- Я оставил ее в комнате, - как можно ровнее произносит Заэль, стараясь не допустить в голос бушующее внутри раздражение.
- Жаль… тогда в другой раз?
- В другой раз, - эхом отзывается он и встает. - Извини, Рин-сан, мне надо идти.
- Да? – Рин грустнеет еще больше, но возражать не смеет: - Что ж, я все понимаю. Увидимся на парах?
Заэль рассеянно кивает и уходит. Нет, он не идет к Маюри. Смысла с ним спорить нет, он все равно вывернет все так, как нужно ему. К тому же, до сих пор во рту холодит мятой, напоминая о вчерашнем поражении.
Маюри, чертов безумец, четко дал ему понять, кто тут диктует правила…
Цубокуро расстроено смотрит вслед Заэлю, потом переводит взгляд на свою работу.
Странно, что профессор сделал ей поблажку. Обычно он такого себе не позволяет. Тем более, в отношении представительниц женского пола. А если она снова ошибется, и он так же посмотрит на все это сквозь пальцы? Это будет не только несправедливо. Это не позволит ей идти в верном направлении, знать науку в полной ее мере. Нет, нельзя этого допустить.
Рин поднимается со скамейки, берет сумку и идет в сторону университета.
Нужно спросить профессора, почему он так высоко и незаслуженно оценил ее работу.
Следующая мысль заставляет ее остановиться в нерешительности на полпути. А что если он просто не считает целесообразным тратить на нее свое время?
Цубокуро хмурится, раздумывая. Да нет, глупости все это, приходит она к выводу. Он же взял ее к себе. И вчера, после получения результатов, они общались по поводу ее лабораторной. Значит, причина в другом. И она должна ее выяснить.
Девушка возобновляет путь, заходит в здание университета. Она знает, что Куротсучи у себя в лаборатории, видела его, когда проходила мимо. И действительно застает его там.
- Профессор, разрешите? – неуверенно спрашивает она, постучавшись.
Он отрывает взгляд от приборов, смотрит на девушку поверх очков.
- А, это ты, - произносит он, и жесткие черты лица смягчаются, что для профессора большая редкость,- можно, заходи.
- Спасибо, - говорит она, переступая порог лаборатории.
- Я как раз хотел узнать твое мнение, Цубокуро, - говорит Маюри, пропуская ее к столу.
- Мое? – удивленно переспрашивает девушка. – Но, профессор, не думаю, что оно важное.
- Это я буду решать, - поморщившись, отвечает он, - и не перечь мне.
- Простите, - покаянно, тут же устыдившись, произносит она.
Ты такая глупая, Рин, думает она, тебя допустили в святая святых, твоим мнением интересуется сам Маюри Куротсучи, а ты еще чем-то недовольна. Нет, довольна, просто упускаешь возможность посмотреть за работой этого великого человека. Это же так глупо.
- Вообще-то, профессор, я пришла задать Вам вопрос.
Маюри кидает на нее насмешливый взгляд.
- Неужели?
- Если, конечно, Вы не против, - спохватившись, покраснев от собственной наглости, говорит Рин.
Куротсучи пожимает плечами.
- Спрашивай, так и быть. Только быстрее.
Вместо вопроса девушка протягивает ему свою работу.
- Здесь две ошибки, профессор, - начинает она, понимая, что времени ходить вокруг, да около просто нет, - а Вы поставили мне «отлично». Почему?
Маюри заметно мрачнеет, даже не смотрит в протянутый ему лист.
- Тебе кто такое сказал?
- Заэль-сан. Мы с ним сегодня обсуждали…
- Цубокуро Рин, - перебивает ее Куротсучи нехорошим голосом, - впредь, если ты все-таки хочешь доучиться у меня до конца, я советую тебе не ставить под сомнение мою компетенцию и профессионализм. И решения.
- Но, профессор…
- Я поставил ту оценку, которую посчитал нужной. Которую ты заслужила, - припечатывает он, - и все, обсуждению это не подлежит. Тебе понятно?
Девушка медлит, а потом неохотно кивает, понимая, что спорить бесполезно.
- Да, профессор, простите.
Он кивает, принимая извинения.
- И не надо больше слушать Гранца, он далеко не истина в последней инстанции.
- Заэль-сан очень талантливый, - решает заступиться за однокурсника девушка.
- Ну, разумеется, - желчно выплевывает из себя Маюри.
- Профессор…
- Закрыли тему. А теперь я хочу, чтобы ты взглянула на это…

Они сталкиваются на входе общежития поздно вечером, когда большая часть студентов уже спит.
- Рин-сан? – почти искренне удивляется Заэль. - Что так поздно?
- Мы с профессором разговаривали, - признается она, после паузы, - забыли про время.
- С профессором?
Просто на грани фантастики. О чем таком Маюри мог общаться с этой блеклой молью?
- Ты ходила к нему по поводу своей работы? – догадывается Гранц, и девушка кивает.
- Да. Только он слушать меня не стал. Я так и не поняла, почему он поставил мне «отлично».
Заэль тоже до сих пор не понимает, но вслух, разумеется, не говорит этого.
- Ну, может, у него свои причины на это были. А то, что слушать не стал… профессор никогда, никого не слушает, - он говорит то, что есть. Не для того, чтобы подбодрить, нет. Просто почему-то ему кажется, что с этой девчонкой надо если не подружиться, то установить хотя бы приятельские отношения. Так ему будет спокойней.
Рин снова кивает, нахмурившись. Стоит ли говорить Заэлю о том, что сказал Маюри? И о теме, которую они обсуждали ни протяжении последних нескольких часов? Что-то ей подсказывало, какое-то шестое чувство, что лучше молчать. Что есть в этой жизни вещи, которые не стоит выносить дальше собственной головы.
- Рин-сан? – долетает до нее голос Заэля. – Все в порядке?
- Да. Извини, я просто устала, пойду-ка спать.
- Конечно. Я тоже собрался. Завтра много пар.
- Да, много, - кивает она, и они вместе переступают порог общежития.

Гордыня и ее последствия.

- Заэль-сан, поздравляю!
Гранц отвечает сдержанной улыбкой, осторожно вынимает свою руку из ладони Рин.
Как бы они не общались на протяжении этого года, а к девушке Заэль по-прежнему не испытывал особо теплых чувств. Просто приятельские отношения, те самые, что Заэль и хотел установить. И именно для того, чтобы быть в курсе ее успехов и оценок.
Он вынужден был признать, что все же есть у этой девчонки талант. И не маленький. С ней даже было о чем поговорить во время совместных прогулок или посиделок в парке университета. И разговоры были подчас очень занимательными. Мыслила она, правда, нестандартно, нелогично, но Заэлю это было только на руку. С такими методами и подходами ей не видать института Маюри, как своих ушей.
И она не станет второй Марией Кюри. Даже если очень этого захочет.
Гранцу безумно хотелось подискутировать на эту тему с Маюри, но он понимал, что тот просто не станет слушать. Или снова начнет плеваться ядом. А Заэлю не хотелось портить отношения, тем более что каждый проходящий день приближал его к достижению поставленной цели. Вожделенной цели.
Поэтому он просто взял в оборот Цубокуро. Как там говорится? Держи друзей близко, а врагов еще ближе? Конечно, Рин ему не соперница, но… знание есть сила. Именно так.
- Пока еще не с чем, Рин-сан, мы просто сдали выпускные экзамены, - отвечает он. – Самое главное событие впереди.
- Да, - кивает она, - я помню, вакантное место в исследовательском институте профессора. Я уверена, что оно обязательно достанется тебе. Ты заслужил.
Она его еще и хвалит. Наивная дурочка.
Хотя, правда в ее словах есть. Он достоин. И никто больше.
- Спасибо, Рин-сан, - вежливо, помня о манерах, произносит Заэль.
- Профессор объявит о своем выборе на выпускном балу, - продолжает она.
- Я знаю.
Цубокуро молчит несколько секунд, а потом с интересом заглядывает в его лицо.
- Ты… уже решил, с кем пойдешь?
- Нет пока, все еще думаю, - отвечает он, заранее зная, что она имеет в виду.
- Я хотела тебя пригласить, - покраснев, предсказуемо говорит Рин, - что скажешь?
Что ж, почему нет? Будет вполне логично, если два лучших студента университета придут на выпускной бал вместе.
- Хорошо, Рин-сан, - благосклонно отзывается Гранц, а потом улыбается, - только обещай мне, что ты наденешь платье и не станешь делать этот дурацкий «хвост».
Она краснеет еще сильнее, чем несказанно Заэля забавляет.
- Я обещаю, - кивает девушка, - честное слово, тебе не будет стыдно за меня.
Заэль кивает, очень на это надеясь.

- Мы очень рады поздравить вас с успешным окончанием учебы в нашем университете, - голос ректора полон доброжелательных ноток. – А теперь я хочу предоставить слово профессору Куротсучи. Он назовет имя того, кто займет вакантное место в исследовательском институте аналитической химии. Прошу Вас, профессор.
Маюри выходит на сцену, подходит к микрофону. Заэль с усмешкой отмечает, что по такому случаю Куротсучи даже костюм надел. Хотя, джинсы и простые рубашки ему идут больше. Как и лабораторный халат.
- Надеюсь, в ваших головах отложилось хоть что-то из того, что я вам преподавал. В противном случае, мне просто жаль потраченного на вас времени, - сухо произносит он и выдерживает паузу, после который смотрит прямо на столик, за которым сидят Заэль и Рин.
- Цубокуро Рин, встань.
Девушка поднимается, в ее глазах искреннее недоумение, а Заэля дергает нехорошим предчувствием.
Все нормально, успокаивает он себя, это просто обращение преподавателя к одному из лучших его студентов. Сейчас он ее просто сдержанно похвалит, а потом поднимет меня и скажет, что место мое. По-другому просто не должно быть. Не может быть. Потому, что я – лучший из лучших.
- Поздравляю, Цубокуро Рин, с сегодняшнего дня ты сотрудник исследовательского института аналитической химии Японии.
Две секунды изумленного молчания, после которого зал взрывается аплодисментами.
Крах. Падение. Удар.
Жесткий и болезненный. Унизительный. Цветные пятна перед глазами, долетающие сквозь шум в ушах голоса с восторженными словами поздравлений. Растерянный взгляд Цубокуро, которая до сих пор не верит в происходящее.
Заэль тоже не верит. Это какой-то дурной сон. Этого просто не может быть. Не могла его обойти эта девчонка, которой с самого начала не светило ровным счетом ничего. Не могло светить. И не потому, что она бездарная, просто он, Заэль Апорро Гранц - лучший.
Словно на автомате Заэль поднимается со своего место и направляется к выходу из банкетного зала, идет по пустым коридорам университета. Университета, на который он угробил пять лет своей жизни. Зря угробил, оказывается.
- Заэль-сан! Заэль-сан, подожди!
Цубокуро? Уж кого-кого, а ее ему сейчас меньше всего хочется видеть.
- Заэль-сан!
Он все-таки останавливается, поворачивается к ней. Она запыхалась, пока бежала к нему, несколько прядок выбились из прически. Как и обещала, она не стала делать свой дурацкий «хвост», а сходила в салон, где ей красиво уложили волосы. И платье надела, и туфли. И перестала быть похожей на блеклую моль, это даже Гранц был вынужден признать, когда увидел ее.
Только сейчас видеть ее не хочет. Невмоготу ему ее видеть.
- Чего тебе? – спрашивает он помимо воли устало.
Она смотрит на него и уже открывает рот, чтобы ответить, а потом вдруг склоняется в поклоне.
- Прости меня, Заэль-сан! Прости, я не знала, что профессор меня выберет! Я была уверена, что только ты один достоин этой чести! Я… не понимаю, почему он так поступил, - последнюю фразу она заканчивает почти шепотом.
Заэль тоже был уверен, что достоин. И тоже не понимает, почему Маюри выбрал ее.
Он смотрит на Рин и сдерживает желание ударить. Сильно, чтобы хоть на ней выместить всю свою злость и отчаяние. Она это заслужила, она заняла место, которое должно по праву принадлежать ему.
Но вместо этого он просто отворачивается от нее.
- Заэль-сан! – она хватает его за рукав, но он брезгливо отдергивает руку.
- Да отвали ты от меня! – не выдержав, кричит он. – Кто ты такая, чтобы утешать меня? Кто ты такая, чтобы даже стоять рядом со мной?
- Заэль-сан…
- Он это назло мне сделал, понятно? Назло! А не потому, что ты такая исключительная и неповторимая, даже не обольщайся!
- Да я и не обольщаюсь! – в голосе девушки проскальзывают сердитые нотки и это хоть немного, но приводит Гранца в чувство. – Я просто… я думала, мы друзья…
- Друзья? – Заэль смеется. – Какие, к черту, друзья? Ты самая настоящая дура! Так и не поняла, почему я с тобой возился?
Во взгляде напротив мелькает обида.
- Заэль-сан, я…
- Какого черта здесь происходит? – неожиданно раздается знакомый гнусавый голос. – Цубокуро, разве ты не должна поздравления принимать? А ты, Гранц… у тебя никак истерика?
- У меня все в порядке, - огрызается Заэль, - и я обойдусь без Вашего проклятого института.
Маюри внимательно на него смотрит, слегка прищурившись. А потом поворачивается к Рин.
- Возвращайся в зал, Цубокуро.
- Но… профессор…
- Опять перечишь? – недобро прищуривается он.
- Нет, - она вскидывает голову, твердо глядит на профессора. - Просто мы с Заэлем-сан не понимаем причин Вашего решения.
- Я тебе уже говорил, Цубокуро, что принимаю только те, которые считаю нужным, - сухо говорит Куротсучи, - а теперь иди отсюда, мне надо поговорить с Гранцем.
Она медлит несколько секунд, а потом нехотя уходит. Заэль провожает взглядом ее узкую спину, борясь с глухим раздражением. Злостью. Бессилием. На нее, на профессора, на весь мир. На себя, черт возьми…
- Пошли, Гранц, - врезается в мысли голос Маюри.
- Куда? – глухо интересуется он, даже не глядя на него.
- Считай, что это моя последняя лекция. Специально для тебя. Может, после нее ты, наконец, сможешь хоть что-то понять.

- Ну, и что мы здесь забыли? – спрашивает Заэль, когда они с Маюри входят в лабораторию.
- Тон смени, Гранц, - советует тот жестко, - ты не в том положении, чтобы позволять себе хамить.
- А мне уже все равно, - с вызовом говорит Заэль, - Вы ведь своего решения не измените?
- Нет, конечно, - пожимает плечами Маюри, зачем-то залезая в ящик своего стола. - Цубокуро получила то, что заслужила. Как и ты.
- Она лучше меня?
Маюри смотрит на него с презрительной жалостью. И эта жалость снова выводит Заэля из себя.
- Знаешь в чем проблема нынешней молодежи, Гранц? – начинает профессор. – В том, что вы слишком самоуверенны и самонадеянны. Вам что-то легко дается, и вы тут же начинаете мнить себя гениями. Все до одного. Идете проторенной еще до вас дорожкой и даже мысли не допускаете, чтобы свернуть с нее. Попробовать что-то свое, еще неизведанное. Зачем? Ведь так проще. Не так ли, Гранц?
Голос Куротсучи сочится ядом и желчью, в нем проскальзывают снисходительные нотки. Заэль молчит, пытаясь уловить суть разговора.
- Это скучно. Банально. Неинтересно. А ведь химия – это творчество. Это простор для фантазии, для новых открытий. Это ведь ты можешь понять?
Может. Конечно, может. Ведь он сам всегда говорил почти то же самое. Разве нет?
- Ну, а эта Рин? – спрашивает Гранц, помедлив. – Она что, особенная? И если да, то чем? Тем, что восхищается вами? Заглядывает Вам в рот, ловя каждое слово? Говорит без умолку о Вас, о Ваших работах и исследованиях? Чем?
Маюри широко, почти открыто улыбается и вместо ответа протягивает Заэлю два листа бумаги.
- Что это? – спрашивает тот, нахмурившись, явно не ожидая такого хода от профессора.
- Это ваши работы. Те самые, которые ты сравнивал и все пытался понять, почему я поставил Цубокуро «отлично» за ошибку в формуле и неточность в расчетах, - отвечает Маюри насмешливо. - Я в свое время не поленился, сделал ксерокопии. Могу сказать, что твоя работа действительно почти идеальна. Четко, логично, сухо, безошибочно. И скучно. Очень скучно, Гранц. Никакого творчества, обычный проход по стандартному сценарию.
- А ее?
- А ты посмотри, Гранц, - еще шире ухмыляется профессор, - отбрось свою гордыню, самоуверенность и стандартное мышление. И ты поймешь, что никакой ты не гений, а заурядный выскочка.
- Профессор…
- Удачи, Гранц. Она тебе пригодится.
Куротсучи выходит из кабинета, оставляя Заэля наедине с бумажками.
Он садится за стол, кладет перед собой работу Рин. И через десять минут тщательнейшего изучения начинает истерично и горько смеяться.
Нестандартное мышление? Антилогика? Нет, совсем нет, Заэль. Просто шаг в сторону. Тот самый, о котором только что говорил профессор. Только он это понял сразу, а ты только после того, как тебя ткнули носом. Словно щенка глупого. Ты и есть глупый щенок. И никакой не гений. Никакой…
Смех переходит в тихие всхлипывания, Гранц комкает свою работу, бросает на пол.
И начинает думать о том, что же ему делать дальше.

Безупречность и ее проявления.

Три года спустя

Заэль впервые в исследовательском институте. Впервые идет его коридорами, шагает по гладкому паркету пола. Это очень странное, но совсем не неприятное ощущение.
Главное, что не в последний раз, мелькает в голове мысль, и Гранц ей невольно усмехается.
Что ж, на этот раз Маюри выбрал его. И не просто в качестве обычного сотрудника, а на должность главы института.
Получив приглашение, Заэль, если честно, удивился. Хотя удивить его в этом мире практически нечем. Потом ему стало интересно, как и любому другому ученому на его месте.
«Уважаемый Заэль Апорро Гранц, профессор Куротсучи Маюри приглашает Вас на должность руководителя нашего института. Встреча с профессором состоится 28 августа… года, в двенадцать часов дня. С уважением, секретарь руководящей кафедры Куротсучи Нему».
Именно так было и написано в пригласительном письме, и Заэль даже мысли не допустил отказаться. Нет, не потому, что ему очень уж нужно это место. Он довольно успешный молодой человек, занимающийся любимым делом, он многого достиг за прошедшие годы, даже не имея места в институте Маюри. У него есть все, что ему нужно. Пока нужно.
А тут… тут именно интерес. Почему же Куротсучи принял решение в его пользу, забыв о своей маленькой гениальной протеже, которая уже выстреливает пусть и не великими, но открытиями?
В приемной Маюри его встречает секретарь – худенькая черноволосая девушка с гладко зачесанными волосами. Если верить бейджику на ее блузке, то это именно та секретарь, что отправляла ему письмо. И дочь профессора.
- Добрый день, - вежливо здоровается она, - чем могу быть полезна?
- Я - Заэль Апорро Гранц, у меня назначена встреча с профессором, - говорит он, улыбаясь своей самой обаятельной улыбкой.
Она кивает, поднимается с места.
- Идемте, профессор ждет Вас.

Кабинет руководителя исследовательского института воистину роскошен. Просторный, светлый, модно обставленный. А уж об отделке и говорить нечего. Она лучшая из того, что может быть. Государство умеет ценить своих героев и гениев, когда ему это выгодно.
- Впечатлен, Гранц, как я посмотрю? – насмешливо интересуется Куротсучи, наблюдая, как Заэль с интересом рассматривает кабинет.
- Весьма недурно, профессор, - отзывается он в тон ему. – Вам, наверное, комфортно здесь.
- Мне все равно, если честно, - пожимает Маюри плечами. – Да и ты переделаешь здесь все, как только сядешь в мое кресло.
- А кто сказал, что я в него сяду? – вскидывает бровь Заэль и получает в ответ ироничный, но заинтересованный взгляд.
- Уже не хочешь?
- Скажем так, я раздумываю, - уклончиво отвечает Гранц, - предложение хорошее, но не на сто процентов заманчивое.
- Не безупречное, - саркастично замечает Маюри.
- Вы всегда были очень проницательны, профессор, - тонко улыбается Заэль.
- Гранц, я не стану упрашивать, ты же знаешь, - усмехнувшись, говорит Куротсучи.
- Боже упаси, я этого и не жду. Просто мне кажется, что Вы не ждете, что я соглашусь на Ваше предложение. Вернее, очень разочаруетесь, если я его приму.
Маюри отводит взгляд в сторону, но Заэль успевает заметить довольную искорку, промелькнувшую в его желтых глазах. Или же это просто отблеск от очков?
- Если ты усвоил мою последнюю лекцию, Гранц, то не примешь, - говорит Маюри, - это место… оно сковывает. Связывает. Если ты понимаешь, о чем я говорю.
Заэль кивает, довольный ответом. Что ж, приятно осознавать, что настали времена, когда они могут играть в открытую.
- Понимаю, профессор. Тогда почему бы Вам не рекомендовать Рин?
- Ей это тоже не нужно, - пожимает Куротсучи плечами и, сняв очки, начинает потирать переносицу. - Через пару лет она отсюда уйдет, а через пять-десять… кто знает? Но в одном я уверен точно, она пойдет намного дальше, чем руководство каким-то там институтом.
- Мария Кюри, - неохотно, помедлив, произносит Заэль.
- Что?
- Вы открыли вторую Марию Кюри, профессор.
Маюри пренебрежительно фыркает.
- Кюри получила Нобелевскую дважды, у Цубокуро пока ни одной. Но… в чем-то ты прав. Я открыл ее. До моего университета она училась в трех, и отовсюду ее просто выживали. Трудно заметить талант в том, что тебе неподвластно понять. Тем более, если ты мыслишь рамками стандартов. Тебе же это хорошо известно, не так ли, Гранц?
Последнее предложение было произнесено с нескрываемым сарказмом, и Заэль морщится, вспоминая события трехлетней давности. О своей глупости. Слепоте. Недальновидности.
- Ну, а почему Вы уходите отсюда, профессор? – спрашивает Заэль, отбрасывая неприятные мысли.
- Мне просто надоело набивать карманы чиновников и бездарей, которые мнят себя светилами науки, - презрительно скривившись, отвечает Куротсучи, - но если ты хочешь, то, пожалуйста, это кресло твое.
- Нет, профессор, спасибо, - тонко улыбается Заэль, - как-нибудь обойдусь.
- Уверен?
- На сто процентов.
- Тогда разговор закончен, Гранц, - ставит точку Маюри, - проваливай.
Это логичное завершение, Заэль это прекрасно понимает. Поэтому молча встает и идет к выходу из кабинета. И уже взявшись за ручку двери, оборачивается.
- Кстати, профессор, насчет нашего с Вами вечного спора о совершенстве. Вы ошиблись, когда говорили, что его не бывает.
Куротсучи прищуривается, с интересом разглядывает стоящего перед ним бывшего студента.
- Неужели, Гранц? Чем обоснуешь?
Заэль улыбается, заправляет за ухо прядь волос.
Привычный жест, привычная улыбка. Привычный прищур желтых глаз напротив.
- Ваша последняя лекция, профессор, - говорит Заэль, - она была безупречна, профессор.
С этими словами Гранц выходит, тихо прикрыв за собой дверь.
Маюри откидывается в кресле и довольно улыбается.

Конец

Вопрос: Вам понравилось?

1. Да		15	(65.22%)
2. Нет		8	(34.78%)
Всего:		23

@темы: слэш, Цубокура Рин, PG-13, Фанфики, Заель Апполо Гранц, Куроцучи Маюри

---

[ram-kawaii]

леди, джентельмены! скажите, кто-нибудь коллекционирует картиночки "Блич" с номером серии аниме?
они каждый раз новые и каждый раз необычайно привлекательные.
если у кого есть и много - как там говорится? приму в дар ну или за сок...
( "продолжение следует" тоже можно за компанию)

@темы: Вопрос/Поиск

---

[[Alba]]

Привет всем!
Принимайте новичка
Для начала - моя первая "проба пера" на новом планшете, о котором я так долго мечтала

(Если кто не догадался, это Ичиго Куросаки )
(Я конечно понимаю, что не очень похож, будем надеется, что в следующий раз получится лучше )

Вопрос: Ну как вам?

1. шадевр		6	(8.96%)
2. нормуль		47	(70.15%)
3. так себе		11	(16.42%)
4. тихий ужас		3	(4.48%)
Всего:		67

---

От шикая до...

[Murury]

Автор: Murury
Название: От шикая до...
Предупреждение: странный обоснуй, AУ.
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Айзен/Хирако
Жанр: Ангст
Саммари: "Айзен изучал. Хирако злобно косился, оскалив зубы. Красные блики бродили по стеклу, одежде и лицам – им, наверное, было глубоко наплевать, что тут происходит"
Примечание: писалось на АУ-челлендж на заявку "Хирако - зампакто Айзена"
Дисклеймер: Всё принадлежит Кубо.


Айзен не знал, почему ему достался именно такой зампакто.
- Твою ж мать. Просто верь мне, идиот. – Хирако хмурится, зависнув над ним прямо в воздухе, скалит зубы.
Айзен тяжело поднимается на ноги из кучи зеркальных осколков. Ещё чего. Он не верил, никому и никогда – так с чего бы делать исключения? Даже для собственного зампакто. В горле застревает глухое раздражение – знакомо-незнакомо. У него довольно тяжело вызвать подобные эмоции – вот только взбалмошному зампакто это удаётся раз за разом.
Хирако кривит губы, опускается на пол, хрустнув подошвами кожаных ботинок об осколки.
- Чёрт, Соуске, как же ты мне надоел, если бы ты только знал. Зачем я тебе только имя своё сказал, а? Иди к чёрту.
Дальше Айзена буквально вышвыривают из собственного внутреннего мира. Несколько минут ему не удаётся изгнать с лица неподобающе-взбешенное выражение, но привычка берёт своё.
Солнечный блик на лезвии так похож на ухмылку его зампакто. Слишком похож.
Хирако.

- Ха, ну ты и слабак, Соуске. – голос послышался прямо в голове, будто бы отовсюду.
Айзен отвлёкся на мгновение, и его тут же отшвырнуло к стене ударом мощной костяной конечности.
Ками, как глупо… Его, Соуске Айзена, так вот просто прикончит самый обычный Пустой. Тот, кажется, игрался – скалил клыки на подвижной маске, ухмылялся, хихикал, отпускал глупые издевательские комментарии… а теперь ещё и голоса в голове.
- Соуске, ты туп, как пробка. – какие-то осколки вгрызались в спину и в бок. Больно уже не было, только мокро и досадно. Сознание куда-то уплывало вместе реацу – не так уж её и много у рядового без шикая. – Поднимайся, давай! Я не для того… - голос начинал походить на шум, как морские волны или помехи на радио. - …рако!
Стоп.
Всё окружающее вдруг остановилось. Туман из головы ушёл, и Айзен недоумённо моргнул. Что происходит?
А потом пришла острая, жгучая, жаркая боль. Из горла вырвалось что-то, весьма походящее на позорный и придушенный вопль – кажется, он упал на какие-то осколки боком, так что вся правая половина тела ощущалась сплошной рваной раной – и, кажется, ещё что-то с костями…
Боль исчезла. Резко, как отрезало. Пустой заносил над ним одну из острых ручко-ножек – минуты три уже как.
- Эй. – кто-то тронул его ногой под рёбра. Больно не было. – Соуске-е…
Айзен скосил глаза.
Сначала были лакированные дорогие ботинки. Узкие тёмные джинсы и ремень с крупной пряжкой. Потом – рубашка, не застёгнутая до конца. Потом – агрессивно приподнятая верхняя губа, тонкий нос и неприятно-острые серые глаза. Ещё была ровная стрижка под каре.
Очень странный юноша.
Секунда. Две.
- Так значит, - спокойно спросил Айзен, - ты и есть мой зампакто?
Тот ехидно оскалился, скрестил руки на груди, наклонился.
- Ха, надо же, догадался… так ты иногда всё же включаешь мозги? Какая чумовая новость.
Почему-то Айзен тут же почувствовал к нему неприязнь. Это было странно – так быстро вывести его из себя не удавалось ещё никому. Этот… меч был слишком… Слова почему-то не получалось подобрать. «Слишком» - решил Айзен про себя.
Тот тем временем огляделся, шутовски покачал головой, глядя на Пустого, потыкал пальцем, брякнув что-то вроде «Горячо-о…», цокнул языком. Снова перевёл взгляд на Айзена.
- Я чего пришёл-то, собственно? Я – Хирако. Не забудь… Соуске-бо.
Так Айзен получил шикай.

- Да что ж ты нахрен творишь, ублюдок?! – Хирако выгнулся, зашипел от боли.
Айзен спокойно, чуть холодновато улыбнулся.
Хирако был с ног до головы опутан белыми склизкими нитями, растянувшими его на зеркальном полу. Дёргался, жёг реацу, нервно и обозлено скалил зубы. Волосы у него немного спутались, и это почему-то Айзена раздражало.
Но не так уж сильно.
Ведь получилось же.
Можно сказать, он был очень, очень доволен.
Присел рядом.
- Это, Хирако, - он как-то особенно, почти смакуя, произнёс его имя, - холлоуфикация. – Он протянул руку и погладил одну из нитей. Та, будто подстёгнутая лаской, ещё сильнее прижалась к телу зампакто. – Ты же отказался давать мне банкай, так? – он снова улыбнулся. – Прости, - почти виновато, - но мне нужна сила. А ты, - он наклонился почти к самому его лицу, - так упрям. Мой зампакто.
Потом Хирако кричал. Выл, бился, совсем не по человечески уже, по-звериному – Айзен его не осуждал. Это должно быть, очень больно, когда саму твою сущность выворачивают наизнанку. Очень.
По огромной зеркальной комнате шли трещины – потолок, пол, стены. Айзену не было страшно. Он чувствовал, как меняется сам.
Сила. Возможности. И что с того, что ради этого пришлось поступиться чем-то незначительным, вроде желания своего зампакто.
Хирако.
Уже не кричал. Просто его затягивало какой-то белой пеленой, изгибающегося, ломающегося, бьющегося, как рыба, выброшенная на берег. Какой упорный и глупый. Всё ещё надеется вырваться. А может, это просто физический инстинкт. Но разве можно понятие «физический» применять к зампакто?
Вопрос был интересным и требующим дальнейшего разбора. Дальнейшего. Потом.
Потому что стены, наконец, развалились, рассыпались с оглушающим треском.
Мощь, небывалая сила и мощь. Какое там в десять раз – намного, намного больше. Невероятно. Прекрасно. Да как мог он скрывать от Айзена такое?..
И раздражение со злостью куда-то исчезли.
Для банкая Айзену требовалось теперь приказать – «Разбейся».
Без имён.

…Стены теперь были стеклянные – и за ними была клубящаяся, то и дело вспыхивающая красным темнота. По одежде и телу бродили жутковатые, почти ощутимые блики.
Он сидел у одной из этих… поверхностей, подтянув к себе колени.
Первое, что бросилось в глаза – волосы. Длинные, прямые, на ощупь, наверное, мягкие… но это была не та мысль. А волосы двинулись, как живые, поля по стеклу – Хирако поднял голову.
Ничего хорошего его взгляд не предвещал. А глаза у него были – как у Пустого. С чёрными белками и оранжевым глазным яблоком, даже, кажется, светящиеся. Это был довольно… любопытный феномен.
Слегка пошатнувшись, по стенке, не отрывая взгляда исподлобья, зампакто поднялся на ноги. Те его едва держали, похоже. Щегольская одёжка сменилась старинным, белым с серыми цветами кимоно. У Хирако оно, похоже, вызывало явное отвращение.
- Айзен… - голос у него был хриплый и почти физически тяжёлый. – Да как ты… - дальше Хирако должен был сказать «посмел» или «мог».
Это бы и определило дальнейшее, всё.
Хирако молчал и тяжело дышал.
Айзен почти укоризненно покачал головой, и пошёл к нему. Стекло под ногами отзывалось дрожью и гудением, а Хирако инстинктивно пытался встать как можно прямее – он не хотел выглядеть жалко.
- Хирако. – Айзен не улыбался и не хмурился. – Хорошо, что ты не умер. – это и правда было хорошо. Всё-таки… нет, при необходимости Айзен, не задумываясь, от него избавился бы.
Но необходимость была не такой уж насущной, а за пару десятилетий к взбалмошному духу меча Соуске привык.
А тот смотрел. В глаза - внимательно, зло – будто что-то ища.
- Мать твою, Соуске. Я же знал, что ты что-то задумал. Неужели просто мне поверить, - он выделил слово голосом, - для твоей ссохшейся душонки было так тяжко, а? – говорил он с паузами, собирая силы чуть не для каждого слова. – Что ты со мной сотворил? Кто я теперь, а? – Хирако как-то почти вдохновенно подался вперёд. – Да скажи же!!! – это был крик, истерика, и Айзену совсем не хотелось знать, каких усилий она ему сечас стоила.
Он слушал очень внимательно, склонив голову набок. Участливо даже.
- Ты? О… довольно забавный вопрос, кстати. Некое соединение зампакто и пробуждённой в душе сущности Пустого. Поздравляю, - Айзен улыбнулся, легко и так, будто ему и правда было дело до Хирако, - теперь ты единственный в своём роде.
Улыбка сделалась вежливо-острой, отстранённой.
Хирако расширил глаза, глядя куда-то сквозь него. По его лицу бродили красноватые отблески и полутени.
- Что ты со мной сделал… - прошептал он. Неслышно, одними губами. Схватился за голову, медленно сползая вниз. – Ублюдок Соуске… что… ты, урод, меня наизнанку же вывернул! Ты…
Нет, Айзен не намеревался этого слушать. Схватил за волосы, рывком ставя на ноги - просто опасался, что если схватить за шиворот, то кимоно останется у него в руках. Поднял. Хирако себе не изменил – тут же Айзену в запястье неприятно вцепилась чужая рука, послышалось ругательство.
Взгляд его прояснился. Как Айзен и предполагал, его зампакто очень быстро отходил от шокового состояния. А уж если дать толчок…
Хирако снова выругался и неуклюже отпихнул его от себя. Сполз по стене снова, уже не отрывая от него взгляда. Из кимоно теперь торчала его нога – жилистая, худая. Телосложением Хирако вообще несколько походил на подростка – нескладный, худой, весь состоящий из одних только острых углов.
Краем сознания Айзен отметил, что ноги у Хирако босые. И что на бедре у него остался шрам – широкий и белый. На Соуске он давно затянулся и исчез, стараниями медиков из четвёртого.
Айзен изучал.
Хирако злобно косился, оскалив зубы.
Красные блики бродили по стеклу, одежде и лицам – им, наверное, было глубоко наплевать, что тут происходит.
Хирако прикрыл глаза, откинувшись головой на стекло, вытянул до этого согнутые в коленях ноги. Вздохнул, как-то… устало? Прикрыв глаза ладонью.
- Ну что? Получил, что хотел, а? Убирайся, Соуске. Убирайся отсюда. – Он как-то неестественно дёрнул пальцами. - Достала уже твоя рожа. – выдохнул сквозь зубы и зачем-то повторил. – Достала.
- Хирако. – Айзен уходить не собирался. Пока всё намеченное не сделано.
Тот молчал.
Почти демонстративно.
И вообще усиленно делал вид, что один тут.
- Хирако. – он присел на корточки. Без опаски – как бы Хирако не хотелось, реального вреда причинить он не сможет. Сил не хватит. Сейчас.
Никого не было. И ублюдка Соске, который творил, что хотел, и ненавистных банкайных тряпок, и длинных, тяжёлых патл тоже не было. Чёрт. Он же всегда был за него. Так почему?!..

У Айзена были горячие, полные и сухие губы.
У Хирако были совсем не мягкие, жёсткие, будто пакля, волосы.
Хирако пихался и отворачивался, но Айзен не считал мнение зампакто важным сейчас. Так удачно вышло, что тот не может сопротивляться. Можно ведь, в конце концов, просто немного прижать его - их общей, но подчиняющейся теперь Айзену полностью - реацу. Ему и этого хватит.
- Соуске, Соуске-е... - Тихо, почему-то очень тихо говорил Хирако. - Какая же ты всё-таки падаль, шваль, знаешь, ты... – это было похоже на болезненный бред или на кучу сваленных в нарезке кадров.
- Замолчи. – Айзен держал его за волосы на затылке, не позволяя отвернуться. Он не собирался запороть этот момент – слишком долгой была подготовка.
Не к поцелую, конечно. Просто возиться с слишком принципиальным и упрямым зампакто ещё сотню лет Айзен не горел желанием. Совершенно. Потому – требовалось его… надломить. Как кривой росток на селекционном винограде.
Завершить проделанную работу.
Сыграть в мелодии последний аккорд.
А способы… Ками, какая чушь.
- Я тебя ненавижу. – Это прозвучало легко и чётко. Как треск сломанной ветки.
Айзен засмеялся. Тоже легко.
- Прости. Не могу ответить взаимностью.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		6	(54.55%)
2. Нет		5	(45.45%)
Всего:		11

@темы: слэш, Murury, ангст, PG-13, Фанфики, Айзен Соске, Хирако Шинджи

---

Кровь, мёд и волк

[Murury]

Название: Кровь, мёд и волк.
Автор: Murury
Фандом: Bleach
Пейринг: Хичиго/Ичиго
Жанр: странная сказка, сюр.
Рейтинг: PG
Саммари: Почему Ичиго не любит мёд, кружева и пчёл.
Предупреждения: возможный ООС.
От автора: Навеяло очередным заходом в «Тропу».
Дисклеймер: Персонажи – Кубо, больная фантазия – мне.


Идея пойти в воскресенье на пикник принадлежала… а, чёрт его знал, кому же она принадлежала. Но поддержали её все – ещё бы, такая возможность и из города выбраться, и с друзьями побыть – просто так, не по делу. Будущее немного омрачало обещание Орихиме наготовить еды на всех, но Рукия вызвалась ей помочь – так что ровно половина припасов обещала быть съедобной. По крайней мере, Ичиго надеялся, что она всё-таки научилась готовить в свои сто двадцать.
Солнце сияло, как начищенный пятак, река и луг были похожи на отфотошопленную картинку из Интернета. Высокая трава уходила куда-то вверх, к небу.
Ичиго, который валялся в ней, это было видно особенно хорошо.
А ещё почему-то очень сильно хотелось спать.
В конце концов, стояла такая жара…

Холодно. Мерзко-пробирающе-зябко холодно.
Ичиго съёжился, не до конца отойдя ото сна, сморщился. Взъерошил волосы на макушке, сел – одновременно недоумевая, куда подевалась вся трава - земля была абсолютно голой.
Огляделся.
Лес. И чёрные деревья с кружевными, будто выделанными чьими-то ловкими пальцами ветвями. С узелками на месте листьев. Всё вокруг было почти обесцвечено, как в таком вот объёмном чёрно-белом кино. Ещё были редкие, но очень высокие кусты, выше его роста. Они тоже выглядели составленными из чёрно-серых кружев.
Зрелище было странным. Непривычным. Необычным. Ичиго… не нравилось.
Стволы деревьев вдалеке будто тонули в странном тумане, растворялись в сером мареве, расплывались, как рисунок, на который капнули растворителя.
Что это за место? Вопрос был вроде бы и органичен, но в голове не задержался совершенно.
Откуда-то издалека слышалось… пение? Нет, скорее что-то вроде тихого задумчивого мурлыканья. Но слова там тоже… были, да? Не особенно задумываясь, Ичиго поднялся на ноги и пошёл в сторону, откуда слышался голос. Он вспомнил, что это всё сон.
Вскоре стало можно различить, что голоса два – женский и детский, и что они раздаются только изредка – в основном играла виолончель. Мелодия была достаточно… непонятной. Такой же, как неестественно кружевной лес вокруг. Одновременно успокаивала и действовала на нервы.
Как так может быть, Ичиго не знал.

Поляна была похожа на чёрный выжженный круг.
А вот дерево было неожиданно белым. Абсолютно сухим и безлистным… бескружевным. Оно выглядело очень старым, но при этом не превышало двух ростов Ичиго. По всей его поверхности, на которой, похоже, отсутствовала кора, змеились серые узоры, почти не различимые из далека, а ближе к середине, у развилки ветвей, зияло здоровенное дупло.
«Как дыра Пустого» - подумал Ичиго. Мысль была неприятной.
Но дерево, вообще-то, не слишком его интересовало.
Под ним, между корней, лежал старенький, почти допотопный проигрыватель. Теперь Ичиго понял, почему даже у ребёнка голос иногда начинал хрипеть, будто он задыхался. Или она. Детские голоса все так похожи.
И всё-таки мелодия больше раздражала, чем успокаивала. Ичиго слишком устал, ему хотелось тишины. Он подошёл к дереву ближе, присел на корточки. Замер. Почему-то казалось, что прежде чем протянуть руку и выключить, нужно…
Раздался глухой стук, виолончель выдала последнюю ноту, девочка допела, женщина только начала… Проигрыватель был безнадёжно испорчен, рядом валялась толстая отломанная белая ветка. Узор на ней чернел и тёк, как разлитые чернила.
- Привет. – Ичиго поднял голову, встретившись взглядом с разлёгшимся на ветке Пустым.
Тот знакомо ехидно улыбался, глаза были знакомо неправильно-серьёзно прищурены. Ещё он легкомысленно болтал ногой, спущенной с ветки. Как маятник.
- Раздражает, да? – Ичиго молчал. – Надо ведь было как-то тебя заставить прийти сюда.
Наверное, Пустой тоже слишком устал для того, что бы снова строить каверзы или бросаться на него с мечом. Да и меча-то при нём не было – была зелёная футболка и белые шорты до колен. Если бы не болезненно худые, жилистые руки и ноги, испещренные шрамами наподобие того, как дерево было покрыто узорами, и не превратившаяся из хищной в странную улыбка, он смотрелся бы почти по-домашнему.
- Зачем? – это было непривычно, вот так спокойно разговаривать с ним, не ожидая очередной каверзы.
Вернее, подвох где-то, очевидно, был – но это не слишком беспокоило.
- Ну… - Пустой склонил голову набок, посмотрел вверх, постучал ногтем по коре. Облизнулся, показав синий язык. – Любишь мёд, а, Ичиго?
Вопрос совершенно выбивал из колеи. Ичиго судорожно постарался вспомнить, что такое мёд. Вспомнил.
- Нет.
Мёд. Сладкий, липкий, горячий. Вкус оседает на языке, и сколько воды не пей – всё равно не исчезнет. А если подсыхает на коже, то хуже, чем смола – не смоешь, не отскребёшь – как тягучая жидкая карамель. Даже если уже научен, даже если уже знаешь…
Ещё переливается, как такой жидкий янтарь. Падает тяжёлыми, тягучими каплями. Ичиго точно помнит, что терпеть не может мёд – эту приторную привязчивую дрянь.
- А я люблю. – Пустой снова облизывается, подбирает ногу, становясь похожим на эдакого бледного Маугли. Складывает руки перед собой, кладёт на них подбородок.
Потом показывает одними глазами на дупло, произносит – звука не раздаётся, Ичиго почти читает по губам.
«Достань мне»
- А с чего это ты шёпотом? – Ичиго говорит это, просто чтобы что-то сказать.
Пустой растягивает рот в улыбке, широкой, будто подшитой верёвочками.
«Пчёлы»
Ичиго отворачивается, скрещивая руки на груди, фыркает.
- Не стану. Сам лезь, если тебе так надо. – Ичиго слишком, слишком устал.
- А мне достанешь? – слышится позади голос. Детский.
Ичиго медленно разворачивается. Борется с желанием протереть глаза.
- На что уставился, Ичиго? – спрашивает Пустой с ветки.
- Достань мне мёда, Ичиго. – просит его уменьшенная копия, дёргая его за штанину. Недовольно щурится, поджимает губки. – Ну же.
Ичиго хочется схватиться за голову. Сон, кружевной нарисованный лес, мёртвое узорчатое дерево и двое Пустых – один взрослый, в шортах и майке, и второй – лет шести, клещом вцепившийся в штанину и не по-детски настойчивый. Да что за…
- Слушай, не будь эгоистом. Мне не дотянуться.
- Ичиго достань мне мёду. Или я натравлю на тебя волка, слышишь?
- Да на что ты так смотришь, тут же никого нет!
- Мё-ду!
- Да заткнитесь же оба! – Ичиго помотал головой, отступил на пару шагов, чтоб держать обоих в поле зрения. Перевёл взгляд с одного на другого.
Мелкий щурил жёлтые глаза и неприятно кривил рот, взрослый легкомысленно болтал уже обоими ногами, слегка покачиваясь, будто следуя какому-то ритму. Облизывал узкие губы кончиком языка, косясь то на дупло, то на Ичиго. Потом ехидно приподнял брови.
- Галлюцинации, да, Король? – издевательски покачал головой, цокнул языком. – Быва-ает… Так ты лезешь или нет? Я жду.
- Жадина! – прошипел мелкий, как-то уже совсем гадко перекривив лицо. – Ну погоди у меня…
Проигрыватель медленно погружался в землю, ставшую вдруг зыбкой, похожей на туман. Прошла пара секунд, прежде чем Ичиго понял, что погружается не только он. Попытался отскочить, вырваться – но земля была, как мёд - липкая и вяжущая.
- Как кровь. Знаешь, от неё гораздо тяжелее избавиться. – Это опять был Пустой, но голос слышался почему-то прямо над ухом.
Ичиго быстро поднял взгляд – и взрослый, и мелкий Пустые сидели на ветке рядышком, как два ехидных и бледных воробья.
- Я же говорил, - произнёс мелкий, - что позову волка.
Потом противно улыбнулся и помахал ручкой. Ичиго перевёл взгляд вправо – там и правда был… волк. Белый и здоровенный – Ичиго точно знал, что таких не бывает. И ещё – волк, Ичиго готов был поклясться, ухмылялся. Не странно, как тот Пустой на ветке – а слишком похоже на…
Он повернул огромную башку в сторону дерева, оскалился, зарычал. Шерсть на загривке встала дыбом, морда сморщилась, с клыков на землю, снова отвердевшую, закапала слюна. Ичиго всё ещё был в ней по щиколотку.
- Ты придурок, чёрт. Не надо было его звать. – Пустой, который был в зелёной футболке, отвесил мелкому нехилый подзатыльник. – Пошли отсюда.
Потом у Ичиго на пару мгновений всё расплылось в глазах, а когда прояснилось, дерева уже не было. Только те, чёрные, кружевные. И, - Ичиго опасливо отклонился в сторону, - волк тоже не подумал никуда деваться. Наоборот – как-то слишком уж разумно прищурился, фыркнул – издевательски, Ичиго готов был поклясться. Неторопливо подошёл. Ичиго замер, почти не дыша – мало ли что придёт в голову дикому зверю?
Волк, похоже, искренне наслаждался его замешательством. Сел почти вплотную, снова ухмыльнулся. Широко зевнул, почесал ухо, демонстрируя немаленькие острые когти на лапах.
- Это были пчёлы, - произнёс волк голосом Пустого, и Ичиго как-то неожиданно спокойно подумал, что сходит с ума.
- Пчёлы, да? – Ичиго знал, что переспрашивать – глупо, но стоять и пялиться на говорящего волка было ещё глупее.
- Ага.
Потом волк встал, обошёл его сзади, заставив немыслимо изогнуть шею. Резко толкнул здоровенной башкой под колени, заставив завалиться назад, на любезно подставленную спину. Ноги неожиданно легко выскользнули из земли. Ичиго едва не перевалился через зверя, но тот успел как-то немыслимо изогнуться-развернуться-подняться, и он ощутил себя сидящим на широкой, жилистой спине. Как-то мимо сознания пробежала мысль о том, какой же он, на самом-то деле, худой. Длинная, даже как будто расчёсанная шерсть явно значительно придавала ему объёма.
- Чёрт,- недовольно произнёс волк, - у тебя ноги все в крови, ты мне шерсть испачкал, придурок.
Ичиго посмотрел на свои ноги. Те были в чём-то чёрном, которое падало на такую же чёрную землю редкими, тягучими каплями. На кровь оно было похоже меньше всего, но на белых боках у волка и правда остались полукруглые разводы.
Ичиго должен был спросить что-нибудь вроде «Почему это ты говорящий?» или «Это разве кровь?», но спросил почему-то:
- Что было бы, если б я полез за мёдом?
Волк фыркнул.
- Они бы тебя сожрали с чистой совестью. Вернее, кровь бы всю выдули. Ты забрался к ним в дупло за их мёдом, а они бы выпили твою кровь. Всё было бы, - теперь он каким-то непостижимым образом хихикнул, - честно, понимаешь? А из крови они делают мёд.
- Неправильные пчёлы. – констатировал Ичиго.
- Неправильный мёд. – согласился волк. Потом, подумав, добавил, – Тебя надо отмыть.
И сорвался с места. Вокруг неслись кружевные деревья и кусты, странная кровавая земля убегала прочь из-под мохнатых лап, изредка невысохшей краской брызгая в стороны и на белую шерсть. Ичиго изо всех сил вцепился в ходуном ходящий загривок, хотя и был почему-то уверен, что ни за что не свалится. Если волк этого не захочет.
Сон был определённо в высшей степени странным.
Ичиго был уверен, что это сон.
Земля ударила по макушке совершенно неожиданно и больно. Ичиго по инерции кувыркнулся через голову, успев подумать, что чёртов волк решил устроить ему карусельку.
Поверхность под ним была твёрдая и колкая. Песок? Ичиго поднялся на ноги, немного пошатнувшись – пробежка на ходуном ходящей спине не прошла даром. Поискал глазами волка, чтобы объяснить наглой скотине всё, что о ней думает.
Волка не было.
Был Пустой, на этот раз в привычном белом косоде и хакама. На последних по бокам были свеженькие чёрные полосы. Пустой сделал шаг к нему, фыркнул.
- Ну, добро пожаловать, собственно говоря. – он развёл руки в стороны, чуть наклонил голову. – Нравится здесь?
Ичиго всегда старался быть как можно более честным.
- Нет. Это место… странное. – Ичиго нахмурился. – А что…
Его прервал смех. Пустой хохотал, согнувшись пополам, его дребезжащий голос резал слух, бил по ушам. Но остановился он так же резко, как и начал.
- Мне у тебя тоже не особенно нравится, знаешь? – он заглянул Ичиго в глаза, неожиданно спокойно и серьёзно. – И ещё, знаешь, забавно слышать про странности от человека, у которого внутренний мир перевёрнут на девяносто градусов. – Пустой усмехался.
Пару секунд Ичиго не понимал. А потом…
- Это… твой внутренний мир? – Ичиго немного ошарашено огляделся. Лес, кстати, остался за спиной – они оба стояли на сером песке – а за спиной у Пустого… Что-то вроде озера? Идеально ровное, чёрное – будто и не озеро даже, а глубокая пропасть с ровными краями. Противоположного берега было не видно – там клубился странный, ощутимо живой туман.
- Сто очков, поздравляю. – ехидно отозвался монохромный близнец.
Дальше Ичиго полагалось поинтересоваться «Как?», «Что я тут делаю?» или ещё что-то похожее. Ичиго спросил:
- А пчёлы?
- Они – это тоже я. Они тебя хотят сожрать, но им нужна причина. Поэтому они ставят условия.
- Кого-то мне это напоминает. – Ичиго скрестил руки на груди.
- Не выпендривайся, умнее от этого не выглядишь. – Пустой отвернулся, подошёл к берегу.
Стащил варадзи вместе с носками, закатал хакама до колен. Сел, спустив ноги в воду – та даже не шелохнулась, будто бы была не водой, а такой вот текучей сгущённой темнотой. Потом бросил через плечо:
- Раздевайся давай, чего встал?
- А?
Пустой испустил тяжкий вздох, долженствующий продемонстрировать Ичиго всю глубину его никчёмности.
- Мы сюда мыться пришли, идиот.
Это было… ну да, странно, как и всё здесь, в этом сне-не-сне. Пустой на него не смотрел, но взгляд Ичиго всё равно чувствовал – изучающий, ощупывающий со всех сторон. Может быть, это были пчёлы. В любом случае, с раздеванием Ичиго постарался управиться поскорее. Без брюк и майки оказалось неожиданно зябко.
- Весь раздевайся. Намочишь же. – Пустой не оборачивался, размеренно покачивая ногой в воде.
Нет, он, конечно, тоже был парнем и всё в таком роде – но от мысли, что тот будет на него смотреть, становилось… неприятно. Всё-таки одежда была и чисто психологическим барьером – человек в штанах всегда чувствует себя более уверенно, чем при отсутствии таковых. Вообщем, Ичиго искренне понадеялся, что смущение в голос не просочилось.
- Тебе-то какая разница?
- Да никакой, собственно. – Тут Пустой соизволил обернуться. – Или есть чего стесняться, а? – нет, он не был бы собой, если бы не вставил очередную ядовитую шпильку. – Давай уже, - он фыркнул, - все свои.
Ичиго подумал, что Пустой в чём-то прав. Он хоть и был малость полоумным, но гонять обнаженного Ичиго мечом, всё-таки, пожалуй, не стал бы.
- Заходи, я не смотрю. – Это была новость. Пустой мог быть тактичен? – Было бы на что… - Ну, в своём духе, конечно.
Ичиго подошёл к берегу, опасливо дотронулся до воды пальцами. На ощупь вода была… водой, как ни странно. Ледяной водой.
- Я… - что Ичиго хотел сказать, так и осталось загадкой.
Чужие руки от всей души толкнули в спину, заставив завалиться вперёд, нелепо и по-птичьи взмахнуть руками.
В первый миг Ичиго задохнулся, казалось, что вода из ледяной вдруг превратилась в крутой кипяток. Легкие жгло – не то воды успел вдохнуть, не то холод, не то жар – Ичиго был уже ни в чём не уверен…
А потом чья-то рука схватила его за волосы, и потянула куда-то… вниз? Нет, оказалось, что вверх.
Ичиго судорожно вдыхал воздух, как будто пытаясь надышаться впрок. Грудью он лежал на берегу, в полузабытьи скребя песок ногтями. Кашлял. А вода… была тёплой?
Пустой ухмыльнулся, снова запустив ладонь ему в волосы.
- Отмы-ылся… - как-то сонно произнёс, почти пробормотал. Ичиго вскинулся.
- Что это…
- Кровь. Я же тебе говорил – от неё всегда тяжело избавиться. – Пустой откинулся, укладываясь спиной на песок.
- О чём… - но его снова прервали. Пустой вообще любил поговорить, на самом-то деле.
- Знаешь, я тут достаточно редко бываю, на самом деле. А ТАМ, - он поморщился, - ТАМ в последнее время от дождей не продохнуть. Надоело мне, понимаешь ли.
- А кровь тут причём? И пчёлы?
Пустой повернул голову, хмыкнул.
- А то сам не знаешь.
Ичиго подумал, что Пустой прав. Тысячу раз.
Ишида. Друг, не смотря ни на что. А у Ичиго на руках…
Вода ощутимо похолодела. А на руках появилось что-то… тёплое.
- Чёрт. – Пустой быстро поднялся. – Тебя ещё раз искупать, да? Ты не виноват, придурок. – предупреждая следующую фразу, - И я тоже.
Ичиго был растерян. Вода сделалась нейтральной, почти неощутимой температуры.
- Но…
Тот фыркнул.
- Несчастный случай. Заруби себе на носу, понял? И запомни, - он схватил его за руки, почти насильно развернув ладони вверх, - вот этого – нет.
Это был сон, а во сне Ичиго всегда делался доверчив. Кровь с ладоней исчезла сама собой – будто протёрли тряпочкой.
Пустой снова оттолкнул его от берега. Сел, уперевшись локтями в колени, подперев голову кулаками. И вдруг спросил:
- Любишь мёд, а, Ичиго?
Тот немного удивлённо качнул головой.
- Нет.
Пустой улыбнулся. Как-то даже… Нормально, что ли? По-человечески, почти уютно.
- Врун. – Пустой смотрел прямо в глаза. Ичиго подумал, что надо бы запомнить - подобные улыбки ничего хорошего не предвещают.
Ичиго чувствовал какой-то подвох, но найти его не получалось. А дно было илистым, склизким – будто бы кто-то намазал его маслом или нефтью. Он слышал, что если нефть попадает на кожу – её практически невозможно отмыть. А ещё знал из школьного курса физики, что плотность у неё меньше, чем у воды – поэтому она всегда плавает эдакой плёнкой на поверхности.
Похоже, нефть здесь тоже была неправильной.
- Почему это? – вышло без особенного интереса. Ичиго искал подвох.
- Пфф. Просто потому, что ты его любишь. – потом он сделал паузу. Улыбка переменилась – как отражение в кривом зеркале. Снова знакомо-широко-мерзкая. – Гадкий он, этот мёд, а? – Ичиго молча смотрел на него. – Гадкий, ты так думаешь, я знаю. Вообще-то, я знаю почти все твои мысли, в курсе? Гадкий, но почему-то ты заставляешь себя его есть, когда заболеваешь, правда? Потому что он тебе нужен, ну-ужен…
- К чему ты ведёшь? – настороженно спросил Ичиго. Отклонился корпусом немного назад, хотя и так стоял от берега в нескольких шагах.
- Закрой рот. – Пустой нахмурился. – Не перебивай меня. Ты и так слишком много всегда болтаешь, и всё не по делу. – У Ичиго было своё мнение насчёт того, кто много болтает и должен заткнуться – но почему-то казалось, что подвох раскроется вот-вот. Ведь высказать Пустому, кто он есть, можно и потом? – И всё же… Знаешь, так забавно наблюдать, когда ты видишь, как мёд ест кто-то другой. – Пустой покачал головой, хмыкнул, развёл руками. Очевидно, он пытался показать, насколько ему забавно. – Ты видишь, какой он красивый на вид, и помнишь, как гадок тебе его вкус. Каждый раз пробуешь понемножку, что бы убедить себя в этом – и у тебя получается. Только порция настолько мала… Знаешь, ты пробуешь не мёд, а своё самое первое воспоминание о нём. – Он помолчал. – Смешно.
Ичиго не смеялся.
Пустой не смеялся.
Даже улыбаться перестал. Мрачно, тяжело посмотрел на Ичиго, подперев подбородок кулаком. Прищурился. Кажется, он был зол, сильно так зол. Ичиго не помнил у него такого выражения лица.
- Не понимаешь?
- Нет. – Ичиго казалось, что он вот-вот поскользнётся.
Пустой фыркнул. Потом запрокинул голову и засмеялся – легко, заливисто, высоко. Даже несмотря на режущий слух металл в голосе, напряжение как-то вдруг спало.
- Ну, я и не ждал от тебя, вообще-то. Мёд – это моя сила. Твоя вернее, идиот.
Ичиго понял. И подвох, и…
Неправильные пчёлы, которые пытались почти заставить его достать мёд – а за это должны были сожрать. Это было так по-детски смешно, жестоко и правильно.
- И знаешь ещё, напоследок. Предупрежденьице, на всякий случай, ага? Я здесь разложен на составные части, это должно было быть понятно и тебе. Там, - он выделил слово голосом, - и пчёлы, и я – одно и тоже, усёк? Не расслабляйся, вообщем. А то, - он широко ухмыльнулся, - сожрём.
- С чего такая забота-то вдруг? – Ичиго нахмурился.
- Стайный инстинкт. – теперь Пустой откровенно скалился. – Я же волк.
Ичиго пытался осмыслить всё произошедшее. Вода постепенно становилась теплее, а дно – твёрже. Теперь это был просто песок, такой же, как на берегу.
Пустой оглянулся по сторонам, будто что-то услышал. Нахмурился, чертыхнулся. Потом снова посмотрел на Ичиго.
- Всё, твоё время вышло. Иди сюда. – Ичиго хотел было что-то спросить, но Пустой снова нервно обернулся и шепнул сквозь зубы – Быстро.
Ичиго подошёл к нему, разгребая воду руками – следов на ней по-прежнему не оставалось. Пустой опустил ладонь ему на голову, надавил на затылок. Ногти неприятно царапнули кожу, заставив поморщится.
- Давай, ныряй.
Ичиго задержал дыхание.
Вода горячим киселём обожгла-приласкала кожу – но приятно почему-то определённо не было.
Глаза открывать было бесполезно – темно было и так, и так. Если бы не рука Пустого на макушке, можно было бы подумать, что он висит в пустоте. Пустоте и тишине. И…
Дыхание кончалось. Ичиго попытался вынырнуть – но ему не позволили. Рука больно вцепилась в пряди, Ичиго вцепился в неё… Пустой его топил. Методично. Спокойно. Ичиго успел подумать, какой же он дурак, что повёлся на почти-нормальное поведение, болтовню… А рука исчезла. Ичиго рванулся вверх, но вместо глади воды наткнулся на какую-то плёнку, преграду… рванулся снова, отчётливо послышался треск. Как в воде можно слышать, Ичиго не знал – да и не задумывался об этом, вообще-то.
А потом он полной грудью вдохнул воздух внутреннего мира. Вокруг по стене небоскрёба валялись осколки разбитого окна. Выбираясь на стену, он краем сознания отметил, что волосы почему-то сухие, а на только что обнажённом теле появилась привычная чёрная форма.
Пустой, до этого валявшийся неподалёку, приоткрыл один глаз.
- О, их Величество соизволили вернуться… я уж думал, тебе там понра-авилось…
Однозначно, в этом Пустом было больше от пчёл. Это было… ну, вообщем, волк хоть и раздражал слегка надменной манерой разговора, но почему-то вызывал нечто весьма похожее на симпатию.
- А, точно. То озеро – темнота. – Пустой хихикнул. – Я всё-таки тебя туда затащил. И знаешь, если дашь слабину – останешься в лесу на вечное поселение. Тебе же там не понравилось? Молчи, знаю, что не понравилось. – он потянулся, зевнул. – Делай выводы.
А потом было чёткое ощущение удара по голове, и Ичиго отключился.

Солнце сияло, как начищенный пятак, река и луг были похожи на отфотошопленную картинку из Интернета. Высокая трава уходила куда-то вверх, к небу.
Ичиго проснулся.
Откуда-то слышался голос Орихиме, кричащий, что обед готов.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		14	(77.78%)
2. Нет		4	(22.22%)
Всего:		18

@темы: Хичиго, Murury, джен, Куросаки Ичиго, ангст, PG, Фанфики

---

О вреде диет

[Murury]

Название: О вреде диет
Автор: Murury
Фандом: Bleach
Пейринг: Йоруичи/Хиори, в основном – Йоруичи/мозг Хиори
Жанр: юмор, повседневность
Рейтинг: PG-13
Саммари: «А поутру они проснулись…»(с)
Предупреждения: Да никаких, собственно, всё довольно мирно… насколько мирно может быть в присутствии Хиори.
От автора: Эмм… ну я как бы подозреваю, что сие есть совсем не то, чего хотела Garsonne urban … Прости, пожалуйста, и за задержку, и за это)
Дисклеймер: Сих дам придумал Кубо, а не я. Но если он заявит права, то рискует быть побитым. Тапком.


- Да отпусти ты, кошка драная… - лениво бормочет Хиори, заворачиваясь в простыню.
Йоруичи фыркает, нависая над ней. Та сейчас такая забавная – сонная, растрёпанная – и пахнет почему-то парным молоком. Йоруичи совсем по-кошачьи трётся носом о её щёку, обнимает, прижимая к себе.
Хиори разражено шипит, отпихивая её от себя, неразборчиво выдаёт что-то очень сердитое и матерное. Йоруичи в ответ только смеётся, прижимая её к матрасу, сопротивляющуюся и сонную.
- Ты мне поспать дашь или нет, а? – безнадёжно и обозлено.
Но Йоруичи недаром знает её уже больше ста лет.
- Кто-то вчера утверждал, что сон ему не ну-ужен… - ехидно протянула она.
- Иди ко всем чертям. – Хиори устало отвернулась. – Я жрать хочу.
Йоруичи фыркнула.
- Ты вообще что-нибудь хочешь, кроме как есть и спать?
- Драки?..
- Пфф. Это не ко мне.
- Тра… - Йоруичи закрывает ей рот ладонью, впрочем, тут же укушенной.
- Рот с мылом помыть? – ласково так спросила.
- Ха! Принцесса, тоже мне… Вчера мой язык тебя более чем устраивал. - Хиори села на постели, широко зевнула, взъерошила волосы. Одна из чёртовых резинок совсем запуталась в волосах, вторая вообще чёрт знает где…
- Принцесса. – С достоинством кивнула Йоруичи.
- Бывшая. – Ехидно припечатала Хиори, оборачиваясь от двери.
Йоруичи снова фыркнула, но уже как-то грустно, что ли?

Потом был завтрак. Хиори с мрачным удовлетворением мазохиста елозила ложкой в каких-то галимых хлопьях с молоком, изредка с тоской поглядывая на Йоруичи, поедающую Страшно Жирную и Вредную Пиццу.
Третью за последние десять минут.
- И как ты столько жрёшь и не толстеешь, а? – Хиори ткнула ложкой в пирамиду из коробок, высящуюся сбоку на столе.
Йоруичи как-то совсем не аристократично замычала, спешно заглатывая очередной аппетитный (Страшно Вредный!) кусок. Взяла следующий и ткнула им в Хиори наподобие указки.
- Я не жру, а ем. Организм требует… - Йоруичи нежно посмотрела в сторону ещё двух коробок, жареной курицы и вчерашнего бульона.
Хиори с тоской глянула туда же.
На пару минут обе слегка зависли.
- Хиори.
- А? – неумно ответила та.
- Ты же взрослая баба уже. Может, хватит фигнёй страдать?
Пару секунд Хиори почти готова поддаться. Но…
- Иди к чертям, Йоруичи. Без тебя разберусь. – В её голосе отчётливо послышалось сожаление.
Та фыркает, ухитряясь при этом прожёвывать кусочек от крылышка.
Помолчали.
- Нафиг. Эй, Йоруичи? – Хиори отодвигает от себя тарелку, поднимает взгляд. – Поцелуй меня, слышишь?
Она встаёт, наклоняется к «подруге» через стол. Йоруичи спокойно дожёвывает, облизывается.
- Не буду. – Усмехается, подпирает подбородок кулаком, хитро так кося взглядом снизу вверх.
- И какого?.. – Хиори тут же оскорблено отстранилась.
- Хлопья твои… - она скорчила рожу. – Бе-е…
- Ну и овца.
Хиори села, снова пододвинула к себе тарелку. На хлопья посмотрела уже с ненавистью. Йоруичи с независимым видом уплетала бульон. Хиори повозила ложкой по дну, помешала. Потом начала уже совсем бездумно гонять одну плавающую на поверхности хлопину за другой.
Обе были ребристые и смутно напоминали маски Пустых.
Этим они себя дискредитировали окончательно.
Хиори откинулась на спинку стула, прикрыв глаза. Волосы отвратительно лезли в лицо, резинка засела на веки вечные, Йоруичи сидела напротив и ЕЛА.
Короче, день начался фигово. А, да, ещё на плечах немного саднили вчерашние царапины – Йоруичи, блин… Чёрт, эта Йоруичи.
Аж зла на неё не хватает.

Каракура, на самом-то деле, была просто удивительно бестолковым городом. Не из-за суетливости или запруженности народом, в этом-то она как раз была почти идеальна. Но вот улочки…
Они раздваивались и сходились, сужались и расширялись, путались, походили одна на другую, петляли и сворачивали в десяти метрах от пункта назначения… Иногда Хиори была уверенна, что она обладает такой хренотенью, вроде разума. Разума причём явно бабского, стервозного такого из себя. Хиори она бесила.
Было похоже, что и Хиори её тоже.
Идиллия, вообщем.

Но это всё было бы вообщем-то, по барабану, если бы Йоруичи не решила вот конкретно сегодня, сию же секунду потащить Хиори то ли по барам, то ли по шмоткам, то ли кого-то мочить. Хиори не вслушивалась, она орала. Потому что резинка явно бросила Йоруичи вызов, а та смиряться с этим не собиралась.
Больно короче было, очень. Не так, как катаной в бок, конечно – но тоже очень и очень нехило. Более чем.
Хиори хотелось убить Йоруичи, убить резинку и побриться наголо. А, ну да - ещё надо было убить Шинджи, который был, как обычно, больше всех во всём виноват. А кто, если не он?
Йоруичи резинку таки-победила, явно воспользовавшись парочкой особо жестоких методов второго отряда, предназначенных для уничтожения противника. И даже хвостики завязала, достав чёрт знает откуда вторую потерянную резинку. Она была почему-то другого цвета, но это было не то что бы важно. Даже лицо дала какой-то своей хренотенью намазать, чтоб не так помято выглядело.
Потом оделись, и Йоруичи всё-таки куда-то поволокла. Как говорилось, Хиори особо не поняла куда – так что отдалась течению событий в лице неугомонной любовницы. Йоруичи очень хотелось назвать другим словом, но ведущую роль ей отдавать никто нифига не собирался.

Кстати, Йоруичи Каракура почему-то любила намного больше, чем Хиори. Так что та и без шунпо добиралась до места назначения в рекордные сроки. Хиори оставалось только злобно ругаться и лелеять мечту о дне, когда в Каракуру явится Кенпачи.
Собственно, «местом назначения» оказалось… кафе.
- Ты издеваешься, да? – без особой надежды спросила Хиори у мусорного контейнера.
- Да ты что? Это же моё любимое кафе! Тебе там понравится. – Почему-то Хиори показалось, что помимо воодушевления в голосе у Йоруичи послышалось ехидство.
Хиори как-то тут же поняла, что на позициях её ненависти она железно занимает первое место. Эту кошатину оттуда не вытурит даже Айзен, пожалуй. Жаль, что при попытке треснуть тапком та стопроцентно увернётся.
А потом Йоруичи снова ЕЛА. Хиори мрачно тянула из стакана какую-то синюю муть, которую тут называли коктейлем. А, точно эта дрянь ещё и издевалась, красочно расписывая в перерывах между пережёвыванием пищи «как всё вкусно».
Кафе было маленькое, уютное. Хиори хотелось убить его ещё больше, чем резинку.
Кафе мило улыбалось картинами, официантами и идеально чистой поверхностью стола.
Оно тоже явно издевалось.

Потом была драка с официантом, который чересчур нагло пялился к Йоруичи в вырез майки, разборки с хозяином, который был в результате бит тапком, хохочущая Шихоуин, которая всё это безобразие заедала пломбиром и лимоном. Хиори повторно разъяснила хозяину, на что именно он похож, и чем ему предстоит заниматься с официантом, счётом и моральной компенсацией. Тот впечатлился.
Потому обе «дамы» кафе покинули почти без потерь. Хиори теперь значительно больше любила окружающий мир, и даже готова была признать, что хотя бы Каракуру пока не стоит убивать. Йоруичи вещала что-то… про что-то, и тоже была, в целом, довольна.
Официант смотрел им вслед из окна, размышляя о несомненной пользе своей «нетрадиционной» ориентации для душевного спокойствия.
День только начинался.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		3	(27.27%)
2. Нет		8	(72.73%)
Всего:		11

@темы: фемслэш, стеб, юмор, Murury, PG-13, Фанфики, Саругаки Хиори, Шихоин Йоруичи

---

[.кромешничек]

Автор: Сю-кун
Персонажи: Заэль Апорро Гранц, Хирако Шинджи, Нноитора Джируга, Тесла
Варнинг: кроссовер с Trapeze; кроссовер с Basqua, кроссгендер.

Вопрос: нравится?

1. да		20	(68.97%)
2. нет		9	(31.03%)
Всего:		29

@темы: кроссовер, Тесла, Фанарт, Хирако Шинджи, Заель Апполо Гранц, Нойтора Джируга

---

Старшие

[Murury]

Название: Старшие
Автор: Murury
Фандом: Bleach
Пейринг: Гриммджо|Ичиго, Улькиорра|Орихиме.
Жанр: юмор, повседневность.
Рейтинг: G
Саммари: Всё донельзя банально, дорогие мои. Все живы, Гриммджо живёт у Ичиго, Улькиорра у Орихиме. А теперь давайте подумаем, насколько арранкары старше обоих детишек…
Предупреждения: можете напороться на немаленький ООС, АУ и прочие ужасы.
От автора: когда-то я обещала Kasandra_Black ГриммоИч. А вылезло это.
Будем считать, что это первая ласточка)
Дисклеймер: Их всех придумал Кубо, я только играюсь.

…А ведь в первый месяц его даже почти всё устраивало - Куросаки постоянно под боком, и подраться можно, и побесить, и вообще… За Пустыми охотится теперь можно было не спрашивая разрешения у ублюдка Айзена – он, конечно, не то чтобы раньше спрашивал – но всё же… И с папашей Куросаковским можно было довольно неплохо за жизнь поболтать – тот хороший мужик оказался, толковый – хоть и был шинигами и вел себя порой как идиот.
Началось всё с того злосчастного возвращения чёртового рыжего из школы.

Куросаки был мрачен и взвинчен до предела. Портфель был нехилым пинком закинут в угол, кроссовки – под кровать. Ичиго подошёл к столу, опёрся об него ладонями. Постоял. Выдохнул.
- И что стряслось? – с любопытством поинтересовался Гриммджо с подоконника.
Всё напускное спокойствие с Куросаки слетело мигом. Он со всей дури шибанул кулаком по столу, зашипел, схватился почему-то за голову.
- Я её убью! – рявкнул Куросаки так, что Гриммджо даже немного испугался.
- Кого?
Дальше Ичиго распинался где-то с-пол часа. Он мерил комнату шагами, он возводил руки к потолку, он призывал на голову таинственной «её» всяческие кары и бедствия, он пинал ни в чём не повинный портфель – но Гриммджо так и не понял, в чём дело.
Он соскочил с подоконника, схватил внезапно осатаневшего парня за плечи, встряхнул хорошенько пару раз. Потом ещё парочку, чтоб наверняка.
- Да что за нахрен, Куросаки? – Гриммджо, у которого от его мельтешения уже слегка заболела голова, церемониться не собирался.
Ичиго как-то весь обмяк и опустил голову. И выдал, каким-то мертвенным голосом:
- Гриммджо, она поставит мне двояк в полугодии. – он поднял голову, схватил Джаггерджака за грудки. – Гриммджо, ни за что, ты понимаешь?! Я же всё учил, хоть меня и не было много, а она слушать даже не хочет!
Во взгляде и в голосе у него было такое сильнейшее отчаяние, что казалось, будто на двояке, пусть даже в полугодии, у Куросаки кончалась жизнь. Очень хотелось над ним поржать или поизмываться – но Гриммджо этого почему-то не сделал.
И пожалел, сильно очень пожалел потом.
Но это было потом.

Гриммджо долго ему втирал, сам не зная зачем, какую-то ересь про дурных баб, про то, что оценки – фигня полная, главное же, что знает. Ещё внушал насчёт того, что он, блин, стольких уже совсем нехилых противников обставил, что ему теперь какой-то хилый двояк и несдался. Ичиго постепенно, не сразу – но поддавался. Ну, то есть приступов бешенства или отчаяния уже можно было не ждать.
Но за это время Гриммджо как-то незаметно сам проникся к придурочной училке неприязнью.
Успокоенный Ичиго ушлёпал на кухню, проникшийся Гриммджо сиганул в окошко. Ичиго пил чай, а Гриммджо, не особо задумываясь, зачем оно ему нужно, отправился в школу.
На следующий день Ичиго вернулся, притащив честно выстраданный четвертак. Если вчера Куросаки готов был убить весь мир, то сегодня он был готов весь мир любить. И Гриммджо, уже слегка жалеющему о вчерашнем внушении, это пришлось терпеть. Куросаки что-то радостно вещал, найдя в его лице слушателя.
Гриммджо хотелось подраться. Хоть с кем-нибудь.

С того дня всё как-то вообще поменялось. Не в лучшую сторону, как считал Гриммджо. Ичиго рассказывал буквально всё – будто раньше поговорить было не с кем и прорвало. И смотрел так, будто совета ждал, или поддержки, или ещё чего… И, чёрт. Почему-то Гриммджо приходилось это давать. И пусть даже это ограничивалось «Да дай ты ему по морде, и всё» или «Пошли их всех на короткий хутор» или «Да ну не раскисай, ты же мужик…», Ичиго этого хватало.
Теперь с ним стало и не подраться нормально, бесить и ржать – невозможно вообще. Гриммджо ощущал, что Куросаки медленно, но верно становится чем-то вроде младшего в стае, которого надо тыкать в ошибки, оберегать, и ещё хрен знает что с ним делать.
Это злило, это раздражало, это было…
Но когда по вечерам Ичиго в очередной раз совершенно по-детски просил рассказать ещё раз, как он со стаей завалил какого-нибудь сильного нумероса, даже не будучи арранкаром, Гриммджо почему-то рассказывал. Чувствовал себя при этом несколько странно, конечно, но…
Ишшин в тихую ухмылялся, думая, что из того получился вполне себе неплохой дедушка.

***

Улькиорра с некоторых пор начинал думать, что такое наказание свалилось на него не просто так. Потому что женщина была наказанием страшным.
Она была аккуратна, она была самостоятельна, она могла себя прокормить… Вплоть до того момента, как Улькиорра появился в её доме. Иногда он думал, что наверное, не следовало тогда…

Орихиме немного испуганно посмотрела на только что зашедшего на кухню Шиффера. Он, быть может, и изменил некоторые убеждения после боя с Куросаки, но вот манера общения со всеми окружающими не изменилась. Тот сел на стул напротив кухонного стола. Орихиме хотела было что-то спросить, но тот качнул головой, прерывая и велел:
- Готовь дальше, женщина.
Орихиме продолжила. Сначала непривычное внимание немного мешало, но потом она почти забыла о присутствии в комнате ещё кого-то. Арахисовая каша с лимоном, дыней и майонезом обещала получиться замечательно. Улькиорра хмурился. Из того, что он знал о человеческой пище, следовало, что ингредиенты не совместимы. И есть это было бы чревато… проблемами.
- Женщина. – позвал Улькиорра.
- Да, Улькиорра-сан? – Орихиме оторвалась от приготовления тостов с рыбой и малиновым джемом.
- Женщина, ты не будешь это есть. – Улькиорра поднялся со стула, подошёл к ней, глядя сверху вниз.
Почему-то не сработало.
- Ну конечно, не буду! – Улькиорра почувствовал подвох, но было уже поздно. – Это для вас, Улькиорра-сан. – Орихиме немного робко улыбнулась. – Я уже ела, а это, ну… в честь новоселья вашего… - это был тупик.
Если бы Улькиорра отказался, Орихиме бы обиделась. Расстраивать и заставлять женщину плакать не хотелось. Может, из-за зачатков просыпающейся совести, но вообще-то Улькиорра просто не знал, что делать с плачущими женщинами. Поэтому он просто спросил:
- Да?
Орихиме уже более уверенно и радостно кивнула.

- Улькиорра-сан? Улькиорра-сан! Вам нехорошо? – самая большая ирония, думал Улькиорра, в том, что женщина о нём искренне заботилась, как будто не было тех нескольких дней в абсолютно белом помещении.
Слегка зеленоватый Улькиорра тихо произнёс, поднимаясь по стеночке:
- Всё в порядке, женщина. Мне нужно… отдохнуть. – он согнулся пополам, прижав руку ко рту, ещё тише прохрипел – Я сейчас вернусь.

После этого Улькиорра безапелляционно заявил, что готовить будет сам. Объяснить женщине, которая готовить (всякую отраву) искренне любила, «почему» было тяжело, но он постарался. «Лапши навешал» сказал бы Гриммджо, но Джаггерджак жил у Куросаки и, следовательно, о тонкостях совместного проживания бывшего Кватро Эспады и Иноуэ Орихиме понятия не имел.
Улькиорра нашёл поваренную книгу, конфисковал у женщины фартук и принялся учиться. Как ни странно, всё было вовсе не так ужасно, как он себе представлял – ему даже… нравилось, да?
Но это было не всё. У него появилась странная мания. Он отдавал себе в этом отчёт, конечно, но…

- Где ты была, женщина? – казалось, от его тона окна в доме должны были покрыться инеем.
Орихиме поёжилась и слегка отступила. Улькиорра двинулся следом.
- Я спросил…
- Я была у Тацки… - тихо пискнула она.
- Кто такой Тацки? – нет, Улькиорра отчётливо понимал, что это не его дело, но всё же…
- Это моя подруга, Улькиорра-сан. – Орихиме осторожно заглянула ему в глаза. Те стали на пару десятых градуса теплее.
- Ты могла предупредить, женщина.
- Я…
- Ужин на столе.
Орихиме почувствовала себя отчитанной маленькой девочкой. Было не слишком-то приятно, обидно даже… Но с другой стороны, Улькиорра о ней… беспокоился?
Улькиорра сидел напротив за столом, читая книгу, Орихиме уплетала онигири, радио тихо шептало что-то низким мужским голосом.
Было… уютно?

Улькиорра злился, если она приходила позже шести – даже если предупреждала. Улькиорра не подпускал её к плите на расстояние выстрела серо. Улькиорра делал с ней уроки, случайно узнав однажды, что она получила трояк – не то по математике, не то физике.
Вообще, Улькиорра постепенно превратился во что-то такое вечное и незыблемое, без чего уже и не обойдёшься. Орихиме не задумывалась о том, хорошо это или плохо, странно или нормально. Так было. Было и всё.
Улькиорра же чувствовал странную, болезненную потребность о ней заботиться – и если хоть какая-то мелочь шла не так, нервничал и беспокоился. Внешне это не выражалось, конечно – но Орихиме уже знала, что даже чуть поджатые губы или прищуренные глаза – сигнал, что надо срочно как-то убедить Шиффера в том, что всё в порядке.

Урахара прикрывал улыбку веером и склонял голову набок. Орихиме вежливо поклонилась, поздоровалась. Тот помахал на неё веером, говоря что-то про «не нужно таких церемоний, Орихиме-чан», всплеснул руками, поправил шляпу и снова улыбнулся.
- Вы не могли бы передать своему родителю вот это? – Киске протянул какой-то свёрток.
Орихиме кивнула. Потом запоздало удивилась:
- Урахара-сан, но у меня же нет родителей…
Тот обернулся.
- Ох, прости, оговорился, Орихиме-чан. Передай пожалуйста Улькиорре-куну.

«Родитель» ждал дома, что-то читая, как обычно.
Обед был уже на столе.

Вопрос: Понравилось?

1. Да		34	(94.44%)
2. Нет		2	(5.56%)
Всего:		36

@темы: юмор, Murury, Улькиорра Шиффер, джен, Куросаки Ичиго, G, Фанфики, Гриммджо Джаггерджек, Иноэ Орихиме

---

Авария

[Murury]

Название: Авария
Автор: Murury
Фандом: Блич
Персонажи: Орихиме и её Пустая
Жанр: Странный сюростёб.
Рейтинг: G
Саммари: О голосах, глазах, маньяках и музыкальных изысках.
Дисклеймер: Не моё, забирайте, Кубо-сан.
Размещение: Хех, да можно, если оно кому-то понадобится - только ссылку мне.
От автора: Написано для моей милой сообщницы-Химеманки Alcohol-sama, которая утверждала, что будет рада любому подарку с Орихиме. Ну и тем, кто хотел ещё что-то про Пустую Орихиме.




Орихиме, конечно же, не впервые посещал этот странный, шипящий голос. Слышался он буквально отовсюду – или ниоткуда. Может, он ей вообще чудился. Но, тем не менее, это не изменяло двух фактов.
1. Орихиме его всё-таки слышала.
2. Он каждый раз её немного пугал.
Так о чём это я? Ах да, о голосе. Знаете что? Сегодня Орихиме услышала его снова.
- Ну что, сломала? – ехидно вопросили откуда-то Оттуда.
Орихиме вздрогнула, но оборачиваться не стала. Некий опыт подсказывал, что ничего кроме холодильника она за спиной не увидит. Нет, не подумайте, Орихиме ничего не имела против говорящих холодильников – но ведь в прошлый раз голос доносился от окна в её комнате, наверху… Ползающие по отвесным стенам холодильники отторжения тоже не вызывали, но Орихиме сомневалась, что такое ленивое существо стало бы сдвигаться с места даже ради неё.
Наверное, у неё даже вышло бы стать великим сыщиком или космонавтом. Ведь она так ловко отсеяла одного из подозреваемых! Причём тут космонавт, Орихиме не знала. Наверное, ей просто очень хотелось им стать.
- Игнорируешь, сестрица? – ах да, голос был девичьим. Теперь холодильник точно отсеялся из списка подозреваемых – во-первых, родственников среди этих детей бытовой промышленности Орихиме не помнила, а во-вторых – холодильник был уж точно не девушкой, а таким из себя крепеньким старичком, пережившим прогресс, войну, саму Орихиме - и, собственно, заглохнуть пока не собирающимся. Это определённо вызывало к нему уважение, учитывая последний пункт.
Но дело, вообще-то, было не в голосе, не в холодильнике и даже не в новом розовом халате в зелёную полосочку.
Орихиме и правда сломала. Ложку. Любимую чайную ложку, стальную, с длинным узорчатым черенком… как можно сломать стальную чайную ложку, спросите вы? О, нет ничего проще. Просто подарите её Орихиме.
Ложку было страшно жаль, почти до слёз. Вот если бы Орихиме была учёным, она обязательно изобрела бы способ починить несчастную! Ну, или если бы хотя бы знала, где в Каракуре можно купить клей для металла.
- А я тебе говорила, говорила – «Не тыкай ложкой в кафель!» А ты? Вот скажи мне, а что ты? – возмущение в «её» голосе набирало обороты. – Я даже не могу понять, зачем ты это делала!
Против воли Орихиме немного смутилась. Ну что тут такого… играют же люди на хрустальных бокалах! А вот ей захотелось на кафеле. Ложкой.
Иногда Орихиме мыслила чересчур креативно.
- Музыкантша… - слегка ошарашено протянул голос.
Орихиме ощутила себя немного польщенной.

А за клеем она всё-таки пошла. Ну и что, что не знала, где находится магазин? Кто ищет, тот всегда найдёт, в конце концов.
Голос, очевидно поражённый в самое сердце её талантом и творческой жилкой, на время затаился. Но Орихиме всё-таки изредка оглядывалась – а вдруг мелькнёт тень коварно крадущегося за ней холодильника? Хоть она и сняла с него подозрения, тот продолжал чем-то смутно беспокоить.
День был довольно пасмурным, кстати – дождь будто вот-вот собирался зарядить. Почему говорилось «зарядить» Орихиме не знала. Но главной среди догадок была та, про пистолеты. Не совсем про пистолеты, про фильм. Или про того мужчину. Или…
Нет, стоп, надо по порядку. Как-то они вместе с Тацки смотрели фильм – из тех, что любила Тацки, конечно. Боевик. И там был мужчина, который был плохим, и, конечно же, умер под конец. Ну, знаете, как бывает в хороших боевиках? Плохие умирают. Так вот, иногда Орихиме думала, что он по какой-то глупой ошибке попал в рай, и за неимением пистолетов стрелял в прохожих из туч, в лучших своих традициях.
Иногда этому нехорошему человеку даже попадал в руки град – и уж тогда-то мерзавец развлекался на славу. Орихиме даже порой казалось, что она слышит его смех откуда-то сверху.
Смех был неприятным. Определённо. Прямо как новая учительница математики.
Но ангелы, наверное, всё-таки за ним следили – и зимой вместо дождей и града подсовывали мягкий, пушистый снег.
Это радовало.
Задумавшись над этим, несомненно, интересным фактом, Орихиме вышла к «зебре» перехода. Она, кстати сказать, совершенно не понимала – как можно было назвать это «зеброй»! Ведь зебры чёрно-белые. «Чёрно-», «чёрно-»! Ну никак не «серо-»…
- Ты неисправима… - почему-то Орихиме отчётливо представился «её» тяжёлый вздох.
В голове что-то защёлкало, как деревянная трещотка, или леденцы в упаковке, или ногти по столешнице.
Внезапно мелькнуло понимание, что дорогу она отправилась переходить на красный свет. Захотелось сказать что-то вроде «Ой!», но думалась почему-то всякая ерунда, например: «Откуда у меня в сознании столы? Может, там есть ресторан?..»
А потом послышался жуткий визг, как на ведьминском шабаше, в глаза ударил свет…
Последней разумной мыслью было что-то укоризненное, начёт «её» - ну разве положено молодым девушкам так ругаться?.. Откуда-то Орихиме точно знала, что «она» её ровесница.

Бормотание. Яростное, обозлённое – где-то рядом, совсем рядом…
- «Неположено ругаться! Ха! Нашла, о чём посреди дороги размышлять, вот же идиотка!.. Ооо, да за что же мне такое… Музыкантша, а!
Дальше послышался немного истерический смех, со всхлипываниями и уже неразборчивыми восклицаниями, среди которых отчётливо мелькали только «холодильник», «идиотка» и почему-то «Полосочка! Зелёная полосочка!»
Полосочка, очевидно, была самым значимым из занимавших неизвестную девушку мыслей.
Орихиме решила, что надо бы внести ясность.
- Розово-зелёная. Она была розово-зелёной. – Это она произнесла, всё ещё не открывая глаз. Ощущения подсказывали, что к ресницам кто-то привязал много-много тоненьких верёвочек. Из-за этого они казались очень тяжёлыми.
Смех затих.
Послышались приближающиеся шаги, внезапно громко отдающиеся в тишине.
Сначала у Орихиме ёкнуло сердце, потом – что-то в голове. От последнего срочно захотелось застонать и какую-нибудь таблеточку. От головы.
- Топор?.. – ехидно-разозлённое шипение послышалось совсем близко, сотней остреньких молоточков ударяя по ушам.
Орихиме тихонечко и жалобно застонала, пытаясь намекнуть, что можно бы вести себя и потише.
Та, другая не впечатлилась.
- И не думай… - Чьи-то пальцы цепко ухватили за подбородок. – Заслужила! – это уже совсем не по-девичьи рявкнули прямо в лицо, заставив подскочить и всё-таки порвать те странные ниточки – глаза распахнулись…
Визжала Орихиме громко и вдохновенно.

- Девушка, девушка! С вами всё в порядке?! – перед глазами плыло.
Весь мир и тень, которая склонилась над ней, радостно и беззаботно покачивались из стороны в сторону. Машинально Орихиме поискала в их движениях элементы какого-нибудь известного ей танца – но не нашла.
Это расстраивало.
И голова боле-ела…
Ой. Там же были… Глаза! Большущие, страшные, оранжево-чёрные глаза! Ужас-то какой…
Послышался уже почти усталый вздох, достойный всепрощающего Ками.
«Глаза!» - с ужасом подумала Орихиме.
«Дура» - задолбано припечатали глаза.
Орихиме немного обиделась, но ужас прошёл.
Тем временем тень сама по себе превратилась в явно обеспокоенного молодого мужчину. Тот, заметив, что она очнулась, подхватил её на руки и куда-то понёс, находу что-то говоря про больницу, машину, осторожность и пытаясь ещё при этом извиняться.
Глаза как-то истерично хихикнули.
«А вот и маньяк на нашу голову… Жизнь прекрасна!» - кажется, с обозлённого их настрой сменился на философский.
Орихиме, конечно, понимала, что маньяк – это не очень-то хорошо. Но причин подозревать в подобном этого мужчину у неё не было, хотя он, как Орихиме догадалась, её сбил. Это было печально, ей ведь так хотелось поскорее найти тот клей.… А теперь это важное дело придётся отложить.
«Ками… тебя машина сбила, а ты думаешь про КЛЕЙ…»
Какой же из неё Ками? Она просто Орихиме, Иноуэ Орихиме…
«Так, всё. Отключайся, если тебя сейчас изнасилуют и убьют, я не хочу это видеть»
Дальше Орихиме не успела ничего подумать, хотя парочка слегка пошатывающихся мыслей и попыталась постучаться к ней в голову.
Бедолаги. Они-то не знали, какое это гиблое дело…

…Медсестра была странная. Вместо халата на ней было смутно знакомое длинное белое платье, волосы тоже были белыми. Ногти на вцепившихся в ткань платья пальцах красовались аккуратным чёрным маникюром.
Всё в ней Орихиме что-то напоминало. И чем выше она поднимала взгляд, тем ближе становилась разгадка…
«Глаза!» - хотела было вскрикнуть Орихиме, но девушка скорчила такую рожу, что слова буквально зацепились руками и ногами за что-то в горле, наотрез отказываясь вылезать.
Потом пришло ещё одно…
«Какая… Белая я…»
Белая – это было лучшее определение для особы, сверлящей её сейчас внимательным (Препарирующим!) взглядом.
Потом она заговорила, и Орихиме тут же немного расслабилась. Это был голос, тот самый, так доблестно поддержавший её в трудный час утраты любимой ложки. У ложки был длинный черенок, точно.
- Очнулась… - она произнесла это медленно, тяня гласные – будто прикидывая, кажется ей или нет. – Поздравляю, тот придурок оказался очень совестливым маньяком – даже до больницы твою тушку довёз. Хотя я бы тебя точно изнасиловала. В назидание.
Орихиме почему-то из всего сказанного извлекла только последнюю фразу.
- Не надо меня насиловать. – Она немного напряглась, сделав попытку отползти назад.
«Медсестра» закатила глаза, явно борясь с желанием патетично возвести руки к небу.
- Очень ты мне нужна… - пробурчала та, и качнула головой.
Тем временем Орихиме уже оглядывалась – вокруг был… сад? А как же больница?
Она решительно ничего не понимала, но сад ей определённо нравился. А вот она говорила, говорила, что есть булочки, растущие на деревьях!
- Нужна, да?.. – рассеянно спросила она, уже не вполне осознавая, к кому обращается.
Хихикающие глазастые розы были интереснее. Они лукаво переглядывались и шептались – Орихиме вдруг очень захотелось присоединиться к беседе…
- Ай! – довольно-таки болезненный подзатыльник явился полной неожиданностью.
- О чём ты только думаешь! – белая близняшка нависла над Орихиме недописанным докладом по биологии. Даже хуже.
- За что?! – справедливо возмутилась Орихиме. Она была точно уверенна, что справедливо.
На пару мгновений Орихиме почувствовала себя рыцарем. Или всё-таки космонавтом?..
Та, другая, белая Орихиме вздохнула, пошевелила губами. Она считала до десяти. Потом ещё раз. И ещё.
Губы у неё были синими. Бедная, подумала Орихиме. Замёрзла, наверное. Захотелось обнять её, пригреть, сказать что-нибудь утешающее, ласковое. Орихиме вообще была доброй, очень доброй.
А та подняла какой-то уж совсем непроницаемый взгляд, поднялась на ноги. Повернулась спиной, направившись куда-то вглубь дубовой рощи, звенящей серебристыми колокольчиками. Бордовая крапива пыталась уцепиться за подол её платья маленькими колючими ладошками – но под вскользь кинутым холодным взглядом как-то вся тут же сдулась и присмирела.
И тут Орихиме внезапно пришла в голову Мысль. Нет, даже две Мысли.
Первая была – «Где это я и кто это ты?» Вторая была слегка неразборчивой из-за мелькающей биологии и полосатых космонавтов, танцующих румбу.
Белая Орихиме, кажется, могла читать её мысли.
- Я Пустая. – Орихиме вздрогнула, чисто инстинктивно. – Ты в своём внутреннем мире. Нет, есть я тебя не собираюсь, и тело захватывать тоже. Мне дорог мой мозг, я не выдержу зрелища себя в том мерзком халате…
Орихиме очень чётко представила себе злорадно хихикающую Пустую, заносящую над ней, Орихиме, вилку и ножик. Нет. Чайную ложку с длинным черенком. Ещё на ней был халат в розово-зелёную полоску, а мозг её уходил на закат, придав извилинам скорбное выражение и махая костлявой ручкой.
Пустая вздрогнула.
Орихиме её порой и правда пугала. Сильно.
Та виновато улыбнулась. Пустую слегка перекосило.
- Бывай, вообщем. – она замолчала на пару секунд. – И не попадай больше под машины, ясно? Даже твоё катастрофическое везение может тебе вдруг изменить.
- С кем? – По инерции спросила Орихиме.
Но ей уже никто не ответил – Пустая уходила, а уютный разноцветный садик постепенно заволакивала белая пелена…

С того случая прошло пару месяцев. Авария сказалась исключительно ушибами и синяками – ну, и небольшим сотрясением мозга. Пустая ехидно отметила удивительность его наличия.
Орихиме на неё не обижалась – она решила, что некоторая грубость и раздражительность данной представительницы фауны (флоры?) её внутреннего мира объясняется исключительно тяжёлым детством и деревянными игрушками. Та на это почему-то начала обзываться – но тут же замолчала. Орихиме взбрело в голову её… погладить. По головке.
А что такого?..
«Что такого» Пустая не объяснила, даже когда больно перехватила ладонь, чуть не сломав все косточки. Только диковато покосилась, выдохнула. Вняла, наконец, возмущённо-перепуганным увещеваниям, и железная хватка перестала быть опасной.
Но её руку Пустая тогда почему-то отпускать не спешила.

…А вообще, жизнь шла своим чередом.
- Только не говори мне, что ты собираешься ЭТО купить… - голос у Пустой слегка осип от ужаса.
А голубое платье в оборочку с зелёным Микки Маусом на животе призывно шевелило с витрины ядовито-розовыми ленточками…

Вопрос: Нравится?

1. Да		19	(82.61%)
2. Нет		4	(17.39%)
Всего:		23

@темы: стеб, юмор, Murury, G, Фанфики, Иноэ Орихиме

---

[elpi_de]

---

"Долгожданное признание", ИчиХиме

[~ Анечка Неко ~]

Фик снят с сообщества. Пункт №5 правил на размещение фанфиков.

Вопрос: Понравилось?

1. Да!		3	(8.82%)
2. Средненько.		4	(11.76%)
3. Нет(		27	(79.41%)
Всего:		34

@темы: драбблы, гет, Куросаки Ичиго, PG-13, Фанфики, романс, Иноэ Орихиме

---

[No face girl]

Автор: Coddle
Рейтинг: PG-13
Пейринг: УлькиХиме
Жанр: Романс, гет
Фендом: Блич
Дисклеймер: Полный отказ от прав. Денег не беру, все персонажи принадлежат автору манги и заодно аниме.
Комментарии: разрешены и приветствуются
Статус: закончен
Размер: мини, 5 листов
Саммари: ну, какое тут саммари… будем считать, что здесь есть то, что в аниме осталось за кадром.
Размещение: только с шапкой



Зря ты, Улькиорра, решил сыграть в игру «давай оскорбим твоих друзей». Орихиме чувствовала, как горит его щека после удара. Она знала, чем может обернуться для неё такое выражение чувств. Этот арранкар мог ударить её в ответ, мог задушить её… собственно, он мог сделать с ней все, что угодно, не боясь наказания. Но она не думала о себе, защищая честь своих товарищей. Без колебаний она сделала эти два шага и влепила пощечину любимчику Айзена-сама. Нет… просто Айзена. Она стояла теперь, и смотрела на Улькиорру, как загнанный в угол зверь, который знает, что ничего не сможет сделать перед лицом высшей силы, но все-таки, прижав уши от страха, сопротивляется и скалит клыки, потому что ему нечего больше терять. Она даже немного сжалась, потому что чувствовала, что сейчас что-то будет.
Но ничего не было. Улькиорра покосился на место, куда пришелся удар. Право, он не ожидал такого. Эта женщина его слегка удивила, и это чувство породило мгновенную слабость, застав его врасплох. Он повернулся спиной к Орихиме, зная, что нужно хоть как-то спасать свое положение. Единственное, что он смог придумать, это с наиважнейшим видом произнести:
- Я вернусь через час. Что бы к этому моменту все было съедено.
Орихиме осталась одна. Она покосилась на столик с едой, а потом посмотрела на руку. Как же так? Она просто так смогла ударить бесчувственного арранкара, члена Эспады и своего надсмотрщика. Теперь, когда она поняла, что сделала, ей стало страшно. Но, видимо, у Улькиорры были и свои принципы. Или он счел этот жест капризом заключенной принцессы, или же просто понял её положение и её мораль… Вряд ли. Он был уверен, что все чужаки погибнут раньше или позже, это сказал ему Айзен, это было тем, во что он верил. А девушка знала - просто знала, что с Куросаки-куном и остальными ничего не случится. Он не может проиграть. Ведь он пришел сюда, что бы забрать её домой...
Она забралась на диван и свернулась на нем клубочком. Когда она думала о том, что Куросаки-кун пришел сюда только для того, что бы её спасти, у неё захватывало дух. Она закрывала глаза и мысленно смеялась от счастья. Он здесь, он придет за ней. Иначе просто не может быть.
Мысли Орихиме прервало чувство ноющей тоски в желудке. И вправду, она была голодна, хоть и старалась не показывать этого. Девушка покосилась на столик с едой. Содержимое тарелок было закрыто, но запах вселял надежду. Орихиме не знала, как ей поступить. С одной стороны, она слишком упорно сопротивлялась, чтобы сдавать свои позиции. С другой – зачем вообще упрямиться? Она сама пришла сюда, сама стала им помогать – что же случилось теперь? Зачем создавать проблемы? Более того, угрозы арранкара внушали в неё ужас.
«…не заставляй меня делать это насильно. Или ты хочешь, что бы я связал тебя и кормил с ложечки?»
Нет, она не хотела. Поэтому и придвинула столик к дивану и послушно стала есть.
Вообще-то она сделала правильно. Помимо всего прочего, надо идти на компромисс. Ведь в одном Улькиорра уже проиграл – причем совершенно позорно, получив по мордам от «зверушки». Не придумав ничего лучшего, как пробормотать что-то отвлеченное, якобы показав женщине свое место, он, сконфузившись, сбежал.
Орихиме сидела и уплетала ужин за обе щеки. Еда оказалась необыкновенно вкусной. «Интересно, кто здесь готовит?» И тут же, в отместку за все, она представила себе Улькиорру у плиты в фартучке и с поварешкой в руках.

«Я вхожу».
Улькиорра вернулся через час, как и обещал. Он не знал зачем, но в свете последних событий он даже не знал, чего ждать от «зверюшки». Честно говоря, ему не нравилось её так называть. Она ведь, действительно, больше походила на принцессу.
Перед входом в комнату он замер на несколько секунд, медленно подняв руку и коснувшись ею своего лица. Щека уже давно не была горячая, но, казалось, что с этим ударом Орихиме удалось что-то вбить в его голову. Только вот что? Никто не знал в полной мере, что творилось у него там.
В следующий момент он отдернул руку, потряс головой, чтобы прогнать надоедливые мысли и вошел.
Принцесса, как обычно, стояла у окна спиной к двери. Она вздрогнула, услышав шаги, но не обернулась. Еда была съедена, посуда аккуратно составлена на столике. Теперь надо было оправдать свое присутствие. Ему хотелось сказать что-нибудь важное, что-нибудь серьезное и однозначное, но он не находил слов. Такое вообще случалось редко с Улькиоррой. Крайне редко.
Орихиме стояла у окна. Она снова вспомнила неприятный момент с пощечиной и почувствовала колющее чувство вины. Что теперь? Она вздрогнула. Почему Улькиорра заходит к ней так часто? Если даже ему и было приказано следить за ней, вряд ли приказ подразумевал то, что арранкар будет носиться вокруг неё, как нянька. Какая-то мимолетная мысль заставила её вздрогнуть. А может, он просто пытается хоть как-то разбавить её одиночество? Почему-то это казалось таким забавным… и приятным. Она обернулась. Он все ещё стоял у закрытой двери, не произнося ни слова, с ничего не выражающим взглядом. А вот и неправда… Улькиорра слегка вздрогнул, когда она обернулась. Орихиме вдруг поняла, что впервые видит его так близко. Она внимательно изучала его черты лица, эти глаза, эти полоски, скользящие по щекам до самых губ… Верхняя – черная, нижняя – белая. Забавно. Интересно, он правда ничего не чувствует? Ничего-ничего? Не похоже. Пусть Улькиорра и напустил на себя густую тень безразличия, пусть он и не человек, но он живой, он материальный. Только вот не чувствует ни эмоций, ни переживаний. Холодный, как лед.
И тут у Орихиме сработало чувство противоречия. Или ей просто стало его жалко? Естественно, не без этого. Но… Она прогнала эту мысль прочь. Появилась другая. Её смущало то, что он стоит так близко. Когда что-то находится так близко, до этого хочется докоснуться. Она ведь опять не знала, что делает. Не думала о реакции, не думала о последствиях. Такая она была, Орихиме. Просто протянула руку и коснулась его лица, провела пальцами по щеке. Ведь вовсе не холодный!
Улькиорра был подавлен. Он входил, ожидая сюрпризов, но теперь его опять застали врасплох. Он слегка нахмурился, и своей рукой взял руку Орихиме, отводя её в сторону. Но девушка, именно в этот момент осознавшая, видимо, как ей одиноко, вцепилась в неё и обняла, сама соскальзывая на диван. Улькиорра был ошарашен. Он вообще не знал, как это понимать. Зачем? Что она делает? Вот сидит сейчас на диване, грустно улыбаясь, и держит его руку. В любом случае, он совершенно не собирался этому потакать.
Она начала что-то говорить. Какие-то глупости о друзьях, об Ичиго. Говорила и улыбалась – так грустно. Кажется, ей действительно одиноко. Понятно.
- Что ты делаешь, женщина?
Орихиме замолчала. Она сидела, радуясь тому, что рядом находится хоть какое-то живое существо. Хоть этот бесчувственный арранкар, и то ладно. Может, хоть теперь он поймет, как ей тяжело и изменит свое отношение? Нет. С легким шорохом ткани рука мягко выскользнула, послышались удаляющиеся шаги. Когда он был уже у самой двери, девушка подняла голову.
- Орихиме.
Он остановился.
- Меня зовут Орихиме, - будто он не знает, как её зовут.
В следующий момент дверь закрылась. Орихиме снова осталась одна.
Через несколько минут вошел какой-то мелкий арранкар и увез столик. Девушке показалось, что он тоже не захочет поболтать, но она и не пыталась заговорить с ним. Она сидела и переваривала противоречивые чувства. Этим своим холодом, своим безразличием Улькиорра задел её. Он ведь не такой бесчувственный, каким кажется, ведь верно? Нет, не верно. Но в глубине души явно что-то есть. Она вздрогнула. Души? А есть ли у него душа? Или есть только эта дырка посередине горла, обозначающая её отсутствие? В любом случае, ей мучительно хотелось растопить этот кусок льда, оккупировавший то место, где у людей находится сердце. И узнать, умеет ли он что-либо чувствовать. Научить его чувствовать.
Почему-то её так привлекли эти губы. Не растянутые в усмешке, не сжатые от злости, спокойные ровные губы. Щеки слегка покрылись розовым румянцем. Интересно, каковы эти губы на вкус? Она покачала головой, отгоняя непрошеные мысли. Но ведь если он был так близко к ней сейчас, он может быть и ещё ближе, верно? Ужас, о чем она только думает. Это все от скуки и одиночества. Вот и все.
Найдя себе оправдание, Орихиме свернулась калачиком на диване. В Хуэко Мундо нет чувства времени. Нет дня, есть только вечная ночь. А разве под светом этой ночи не бывает так мучительно одиноко?
…разве Улькиорре не бывает одиноко?
Разогнать это одиночество, научить доверять – вот, чего хотелось.
Когда Орихиме проснулась, она была накрыта мягким белоснежным одеялом. Сначала удивилась, а потом улыбнулась. Мягко, добродушно… нежно?

В следующий раз она увидела его не скоро. Орихиме не знала, сколько прошло времени. Он пришел, что бы проводить её к Айзену, и в его душе опять царило то холодное безразличие. Правда, оно уже не пугало девушку. Она улыбалась, вспоминая события у себя в комнате, и знала, что с этим можно бороться. К Айзену ей, правда, не хотелось. Его дружелюбие и любезность всегда были притворны. Когда он показал ей Хоугиоку, она сначала даже поверила в эту иллюзию. «…Это символ моей веры в тебя…» Ненастоящий камень, символ ненастоящей веры. Как это противно. А еще он называл её солнцем Хуэко Мундо. Это тоже вызывало определенные сомнения. Но приказы не оспаривались, а это был именно приказ.
Темные коридоры Лас Ночес. Удивительно, как Улькиорра в них так хорошо разбирается. Орихиме шла следом, стараясь нарочно замедлить шаг – как же не хотелось видеть Айзена!
«Хоть бы мы заблудились!»
Но арранкар уверенно шел вперед, снова с выражением абсолютного безразличия на лице. Орихиме отвернулась. Даже как-то обидно.
Вдруг он резко остановился. Тогда ещё Орихиме не знала, что все коридоры управляются, исчезают и перемещаются. Видимо, кто-то решил поиграться с чужаками в прятки, а про своих и забыли. Орихиме не знала всего этого. Но, тем не менее, перед ними внезапно вырос тупик. Улькиорра мгновение стоял, соображая, что следует делать, а потом резко развернулся.
Зря.
Орихиме еле успела остановиться, чтобы не врезаться в его спину. Тем не менее, сработавший рефлекс самосохранения заставил её выбросить вперед согнутые руки, как если бы она защищалась от удара об стену. Резко развернувшийся Улькиорра лишь усугубил ситуацию. И почему в последнее время ему так не везет? Девушка слегка покраснела и отвела взгляд. Арранкар смотрел на неё так, словно хотел уничтожить.
- Ты дашь мне пройти, женщина?
Она снова была к нему слишком близко. Почему, почему… ей это нравилось? Почему она забывала о Куросаки-куне и мучительно хотела хоть что-то сделать с этим безразличием? Такое ощущение, что Улькиорра медленно умирал, погружаясь целиком в волну безропотной преданности Айзену. Она хотела остановить его, сделать из него хоть что-то человеческое… Научить его чувствовать, научить любить, научить верить. Что она думает? За последнее время она слишком много думала, и это привело к чему-то совершенно непонятному. Ей просто хотелось быть с ним рядом. Особенно сейчас, когда её рука лежала примерно на том месте, где у Улькиорры находилась дыра. Как жестоко…
- Я спрошу еще раз, ты дашь мне пройти?
- Зачем мы пришли сюда?
- Тебе это знать необязательно.
Она подняла голову и снова посмотрела на эти губы. Они не давали ей покоя.
- А…
- Что «А…»?
Неловкая пауза.
-…А арранкары умеют чувствовать? – она вдруг неожиданно это произнесла и тут же дала себе мысленно за это подзатыльник. Сорвалось с языка, совершенно некстати.
А вот Улькиорра слегка удивился. Он уже решил не думать том, что творится в голове у этой женщины. Впрочем, для него все казалось предельно ясным. Даже скучно как-то. Но только вот он не понимал всего.
- Что вы, люди, называете чувством?
Орихиме смутил этот вопрос. Она в упор не знала, что на него ответить. Позже, при их беседе перед его битвой с Ичиго, она сможет ответить на него. Но не сейчас, не сходу. Она молчала. Может быть, если она сейчас… Сумрак коридора не давал разглядеть её премило раскрасневшееся лицо. Она слегка подалась вперед и вверх, но Улькиорра не заметил этого. В этот момент он – впрочем, не так грубо, как следовало бы – отстранил её, отодвинув в сторону, и направился вперед. Девушка осталась стоять примерно так, как стояла до этого, слегка ошарашенная не то собственной идеей, не то таким резким движением. Потом повернулась и покорно пошла за ним.
Когда они, возвращаясь, приближались к её комнате, она, имея весьма бунтовского характера мысли после разговора с Айзеном, немного сердилась за происшедшее с полчаса назад. Ей было немного обидно, помимо всего прочего. Она шла, сверля Улькиорру взглядом, все еще движимая своей безумной идеей. Ей и самой эта мысль не нравилась, но какое-то внутреннее «я» решило действовать, наплевав на её мнение.
Дверь открылась, но Орихиме на мгновенье задержалась у входа, уже внутри комнаты. Улькиорра уже собрался разворачиваться, чтобы уйти, но она вдруг отчаянно схватила его за рукав. Он остановился – вероятно, сам не зная, зачем. Ему совсем не хотелось знать, что принцесса задумала на этот раз. А она, повернувшись к нему, встала на носочки и слегка потянулась вверх, что бы достать до его губ и коснуться их своими. Он вздрогнул, но почему-то остался стоять. Ему было интересно. Такой выходки он точно не ожидал. И… не сказать, что неприятно…
- Что ты делаешь, женщина?
Она вздрогнула и отошла, отвернувшись. Явно ответить была не готова. Собственно, этот вопрос с самого начала больше был похож на риторический. И еще… Его голос, который предательски дрогнул, когда он его задавал. Так ничего не поняв, Улькиорра вышел из комнаты и закрыл дверь.
Ему было несколько досадно, что сегодня Орихиме не ответила ни на один из его вопросов, но чувства – не то, что должно властвовать над разумом. Чувства… Он – слишком быстро, рывком – поднял руку и коснулся уголка губ.
«Зачем?»

Орихиме вновь осталась одна. В этот раз она совсем не понимала собственных действий. Губы… Ну вот. Этому даже нет названия. Только когда он придет в следующий раз, она уже не сможет так спокойно смотреть ему в глаза. Что это было? Как это называется? И… что будет теперь? Только вот она отдала бы многое, лишь бы еще раз коснуться этих губ. Смущенно улыбнулась. Пожалуй, её воображение слишком разыгралось. Зачем так откровенно вешаться на Улькиорру? Да и даже, если подумать… Разве он ей нравится, разве она его любит?
И тут она мысленно призаткнулась, приложив руку ко рту, будто сказала что-то лишнее. Мысли, не осознанные и не сформированные, шквалом обрушивались на неё, пульс мгновенно застучал в ушах от осознания того, что так долго вертелось где-то рядом.
Нравится ведь… любит…

Опять старая сцена. Подавленная Орихиме у окна, со слезами на глазах смотрящая на немую луну. Улькиорра, который только что вошел. Девушка больше не вела себя странно, но арранкар чувствовал, что от него что-то ждут. Собственно, это ощущение было таким слабым, что не вызывало раздражения.
А он все время думал и не мог понять. Не мог понять, что произошло в тот момент. А хотел ведь, так хотел… И почему-то ловил себя на мысли, что ему нравится быть с ней рядом, нравится ревностно охранять от издевок Нойторы, лап Гриммджоу и язвительных насмешек фракционов. Особенно этих двух девок, что приходили пару раз поиздеваться над его принцессой. Их имена даже необязательно было знать. Но вот только этот мусор заставлял её плакать. Нет, не сразу. Но когда они уходили, а Орихиме оставалась одна с избитым лицом и порванной одеждой, она не могла сдержать слез.
Так было и на этот раз. С помощью своих сил она могла залечить следы от ударов, могла починить порванную ткань. Но все равно Улькиорра понял с первого взгляда, что здесь произошло. И с удивлением – а, к черту удивление! – ясно ощущал закипающую в нем злость. Он разберется с ними позже. Давно бы уже уничтожил, вот только общение с Орихиме делает его мягкосердечным.
- Айзен-сама хочет поговорить с тобой.
Она обернулась, сделала пару шагов, но вдруг, взглянув в его каменное лицо, отвернулась, пряча слезы. Никакой поддержки. А они ведь еще и издевались над ней.
Странно. Сердце дрогнуло. Неужели ему стало жаль её? Стоп. Сердце. Сердце?!?
Якобы случайно, Улькиорра коснулся её руки, стараясь успокоить. Она подняла глаза и вдруг, не выдержав, разрыдалась у него на плече. Нельзя сказать, что бы арранкар был тронут этим, но стоял, не шевелясь, и смотрел на неё. Распущенные волосы разметались в беспорядке. Он аккуратно поправил их рукой. Такие мягкие… Не хотелось отпускать. Он все не мог понять, почему она так к нему относится. Неужели не считает за врага? Ему очень хотелось понять, что она чувствует. Возможно, самому почувствовать…
Он слегка коснулся её головы. Орихиме подняла её и удивленно посмотрела на него, чуть смутившись. Тогда Улькиорра наклонился и уверенно поцеловал её. Распахнутые от удивления глаза, колотящееся сердце… Вот уж чего не ожидала. Но в следующее мгновение Орихиме успокоилась, сжав в руке складку на его одежде и отвечая на поцелуй.
Порозовевшие щеки, смущенные взгляды, несказанные, ненужные больше слова. Да какой там Куросаки-кун… Улькиорра аккуратно стер её слезы, и Орихиме еще больше зарделась, чувствуя прикосновения рук на щеках.
- Идем. Айзен-сама не настроен ждать.
Принцесса улыбнулась. Отданная ему на попечительство, только его принцесса. Чувство собственности? Нет, оно здесь не причем. Кажется, он что-то понял за эти несколько дней.
Улькиорра.

Вопрос: И как?

1. Понравилось		9	(56.25%)
2. Не понравилось		7	(43.75%)
Всего:		16

@темы: Лас Ночес, Лоли, Меноли, Улькиорра Шиффер, гет, PG-13, Фанфики, романс, Иноэ Орихиме

---

Давай поженимся! А, может, лучше не надо?

[Tinuviel-f]

Название: Давай поженимся! А может, лучше не надо?
Фандом: Bleach
Автор:  Tinuviel-f
Бета:  Okana
Пейринг: намёками Гин/Рангику, Хисаги/Рангику, Айзен/Хирако, Айзен/Гин, Айзен/Эспада.
Жанр: стёб.
Рейтинг: PG
Статус: закончен.
Саммари: После подписания договора о перемирии было решено срочно провести какое-нибудь совместное мероприятие между представителями Сообществ Душ и Уэко Мундо. Переделка моего же однострочника по заявке  -Joe-: Уэко Мундо/Готей-13 - пародия на "Давай поженимся" (H!)
Дисклеймер: всё - Кубо Тайто, кроме описанных здесь событий.
Предупреждение: ООС! Не воспринимайте данных героев всерьёз. Я серьёзно)


В съёмочном павильоне стояла страшная суматоха перед первым выходом в прямой эфир. Никто точно не знал, что нужно делать, потому-то сновавшие туда-сюда офицеры из тринадцатого отряда уже в пятый раз перетаскивали большой рекламный щит спонсора с неизменным вопросом, где его поставить. Оказывавшиеся рядом шинигами только разводили руками и ссылались на то, что надо найти ассистента режиссёра, а она «где-то тут, вот только что тут была!»

- Нет, нет и точка! – Нанао нервно поправила очки, выронила из рук папку со сценарием, в очередной раз поймала её в полёте и страдальчески воскликнула: - Мы не можем начинать!

Неотступно следовавший за ней в качестве помощника (да и просто для сопровождения) Укитаке сочувственно улыбнулся:

- Не стоит так драматизировать, Исе-фукутайчо. У нас почти всё готово.

- Из всех камер настроили одну, герои знают сценарий только поверхностно, а сценарист вообще валяется неизвестно где! – обычно сдержанная лейтенант восьмого горестно вздохнула, выдав возмущённую тираду, снова сняла очки и протёрла глаза рукой. – Неужели вы действительно думаете, что с такой подготовкой мы не провалимся, Укитаке-тайчо? – с непонятной тому надеждой поинтересовалась девушка.

Джууширо сдержанно пожал плечами, не снимая сочувственной улыбки. Ему было не привыкать, тринадцатый отряд из-за болезни командира и безалаберности третьих офицеров порой действовал вообще без подготовки. А тут много чего успели сделать... К тому же, Укитаке знал, где в данный момент валялся сценарист ток-шоу, но не спешил выдавать своего приятели из-за боязни, что потом Кёраку надолго окажется на больничной койке.

- Кто вообще придумал, что мы должны принимать в этом участие? – повздыхав, тихо спросила Нанао, и капитан немедленно отозвался:

- Ямамото-сетайчо...

- С предложения Женской Ассоциации, - процедила девушка сквозь зубы, недоумевая, как такой воспитанный и начитанный шинигами не понял, что вопрос вообще-то был риторическим. Исе и без него прекрасно знала имена зачинщиков!

- Это хороший способ укрепить заключённое перемирие, - смиренно ответил Укитаке, - одного документа ведь недостаточно, чтобы прекратить военные действия.

- Я понимаю, - та, наконец, взяла себя в руки и снова превратилась в наводившего ужас на съёмочную бригаду ассистента режиссёра. – Но как можно было назначить Кёраку-тайчо ответственным за написание сценария?!

Мужчина тихонько усмехнулся, продолжив свой путь чуть позади фукутайчо, вместе с ней проверяя готовность студии к началу съёмок. А вроде бы неплохая была идея позволить именно Шунсую набросать общий план передачи... эффектно так получилось, жизненно.

- Тишина на площадке! – провозгласил Урахара, обмахиваясь веером, и повернулся в сторону небольшой застеклённой кабинки под потолком студии, где была звукооператорская. Сидевшая за пультом Йоруичи широко улыбнулась и показала торговцу большой палец: ролик-заставка, к созданию которого привлекли весь одиннадцатый отряд, уже пошёл. – До эфира пятнадцать секунд!

Находившиеся в прицеле пока выключённых камер гримёры под руководством неугомонного Юмичики забегали ещё быстрее, в последний раз обмахивая пуховками лица ведущих, но через десять секунд после окрика главного режиссёра они всё-таки успели закончить свою работу и выбежать из кадра.

Мацумото, сидевшая во главе длинного стола, приосанилась. Поправив грудь в вырезе красивого фиолетового кимоно, фукутайчо дала отмашку стоявшему за единственной нормально работавшей камерой Хисаги.

- Здравствуйте, мои дорогие зрители! – белозубо заулыбалась девушка на центральную камеру. – В эфире первый выпуск передачи «Давай поженимся!», и с вами я, её ведущая, Мацумото Рангику! – аудитория, находившаяся за кадром, взорвалась бурными аплодисментами, и лейтенант десятого отряда, не удержавшись, приподнялась и чуть поклонилась.

Засмотревшийся Хисаги невольно опустил камеру ниже, но после многозначительного хмыканья за спиной (и уж, конечно, не из-за сложенного веера, который треснул его по голове) в кадре оказалась вся Мацумото, а не только её бюст.

- Поприветствуйте также нашего астролога – она, по совместительству, ещё и врач - Унохана Рецу, - продолжила, между тем, Рангику, не заметившая произведённого фурора, и йонбантай тайчо тоже улыбнулась. В зале немедленно захлопали многочисленные представители четвёртого отряда, можно было расслышать и отдельные овации за кулисами, где по приказу капитана на всякий случай осталась верная Исане.

- ... и, - Рангику сделала неловкую паузу, а потом произнесла скороговоркой: - ...профессиональной свахи мы не нашли, - сидевший по правую руку от неё розоволосый арранкар заскрипел зубами, - так что прошу любить и жаловать – Заэль!

Но, увы, будучи в кадре, Гранц мог себе позволить только состроить кривую улыбку и прошипеть:

- Заэль Апорро! – гром аплодисментов, оказавшихся для самого Заэля весьма неожиданными, с лёгкостью заглушил его голос. К счастью, Эспада сидел к большей части зала боком и потому просто не увидел двух маленьких и потому незаметных суфлёров, державших таблички-подсказки для аудитории, когда и что нужно делать.

Стоявший за кулисами Укитаке умилился тому, что близнецов нашлось куда устроить и, что самое главное, они пока не шалили, и со спокойной душой отправился за исчезнувшим сценаристом.

- А сегодня за нашего жениха поборются три невесты, - провозгласила Мацумото. – Итак, встречайте счастливца: это владелец потрясающего особняка с видом на Луну, локонов по пояс и смертоносного артефакта в груди, одинокий и мечтающий найти свою вторую половинку почти Бог – Айзен Соуске!

Под оглушительные овации и восторженные визги аудитории центральный Сенкаймон засиял голубоватым светом, и в студию ступил Айзен. Несколько фраксьонов Эспады, предусмотрительно поставленных на световые пушки, направили прожекторы на вошедшего гостя, и будущий Ками, явно работая на аудиторию, взмахнул волосами. Лоли и Меноли, сидевшие на первому ряду и представлявшие фан-клуб экс-тайчо пятого отряда, с громким аханьем упали в обморок, а Владыка, удовлетворившись результатом, благосклонно покивал беснующейся (от счастья или негодования) публике и модельной походкой, демонстрируя новое одеяние, пошёл к своему месту. Ичимару и Тоусен просто и без излишеств сели рядом с Ками, пока на большом экране наверху демонстрировался ролик о женихе (Айзен сотворяет нового арранкара, Айзен примеривает королевскую мантию, Айзен любуется Луной Уэко, Айзен делает предложение руки и сердца... то есть руки и груди Хогиоку).

- Что же побудило вас обратиться на нашу передачу? – сочувственно спросила ведущая, но почему-то у Гина.

- Знаете ли, – проникновенно начал Соуске, обводя томным взглядом студию, и женская часть аудитории забилась в экстазе, - меня в последнее время терзает такая мысль... Ну захвачу я завтра Дворец Короля, буду владычествовать, а без супруги как-то неудобно, - сидевший по правую руку от Айзена Гин вдруг улыбнулся ещё шире. – И неизвестно, что подумают подданные о новом правителе, если у него не будет Королевы, - Йоруичи, ухмыляясь, для вида расстроенно поцокала языком, но насмешливый свист шинигами в студии глушить не стала. – Если бы вы знали, как одиноко в моём Лас Ночес...

Рангику, поначалу слушавшая речь «жениха» с заметным недоверием, под конец растроганно всхлипнула, смахнула выступившие слезинки и прижала ладони к груди:

- Ах, ну разве это не прекрасно? В наши дни так мало мужчин, которые готовы назвать женщину Королевой! А уж тех, кто действительно готов на этот шаг... – девушка, как по мановению волшебной палочки, выудила платочек из рукава и промокнула глаза. - Не сдавайтесь, Айзен-сама, у нас вы обязательно найдёте своё долгожданное счастье! – Мацумото снова всхлипнула и обратилась к своим коллегам-ведущим: - Девочки, - Заэль низко зарычал от злости, но его опять проигнорировали, - что вы скажете жениху?

Жених, он же будущий Король Сообщества душ, изящно подперев рукой подбородок, обратил свой взор на сидевшую напротив Рецу, а Гин с ангельским выражением лица зачем-то ткнул локтём в бок Гранца, который открыл рот для своей реплики. Локоть у бывшего санбантай тайчо был острый, Октава Эспада, почти беззвучно охнув, согнулся пополам, а с галёрки тут же донеслось довольное «гыгыканье» на два голоса.

- Что ж, пожалуй, окончательный диагноз... то есть прогноз нашему гостю я сделаю ближе к концу передачи, - невозмутимо произнесла Унохана, что-то записывая на листочке с подозрительной надписью «История болезни». – Наверное, пора уже пригласить невесту, - мягко произнесла капитан после длительной паузы, сообразив, что ведущая от Гина самостоятельно вряд ли оторвётся.

- Ой, да, точно! – спохватилась лейтенант десятого и снова приосанилась, гордо выпятив грудь. В общем шумном вздохе теперь уже мужской половины аудитории возглас Хисаги, на счастье авторов передачи, был практически незаметен. - Встречайте первую претендентку на сердце романтичного почти Бога - Иноуэ Орихиме!

В студии, как полагалось по сценарию, погас свет, и только один-единственный прожектор остался гореть, когда из левой комнаты вышла донельзя смущённая Орихиме. Обворожительно улыбнувшийся Айзен с помощью сонидо тут же оказался возле девушки и, не обращая внимания на сопровождавших её Ичиго и Улькиорру, преклонил колено и поцеловал своей бывшей пленнице руку.

- Слышь, Айзен, - вдруг воинственно заявил риока, и лезвие Тенса Зангецу коснулось длинной шевелюры Владыки, - ты от неё отвянь! Я эти штучки знаю! Сначала тебе рука нужна, а потом сердце подавай и «Я за тобой с самого рождения следил»?!

Соуске, ощутив меч возле шеи, нервно дёрнулся, и прядка потрясающих каштановых волос оказалась на полу. Гости в аудитории отреагировали на редкость единодушно: в студии повисла напряжённая тишина, и почему-то вдруг запахло жареным.

В этот момент Урахара вдруг почувствовал, как кто-то подёргал его за штанину.

- Рекламу давай! – громко зашептал подползший к нему потерянный всеми сценарист. – У меня закусь на вашей лампе сгорела!

Во время рекламы (по недосмотру Йоруичи не выключенный звук из студии наложился на рекламный ролик).

Айзен (нервно): - Я не могу так работать! Куросаки Ичиго, почему я не прибил тебя ещё на Сокиоку?! Ты испортил мою причёску! Знаешь, сколько масок и бальзамов ушло, чтобы добиться блеска и шелковистости при такой длине?!
Ичиго (раздражённо): - А вот не надо руки распускать! И вообще, это плагиат! Я первый такой причёской обзавёлся! /после небольшой паузы/ Эй, погоди! Ты, что, подсматривал за нами в Уэко?!
Айзен (явно насмешливо): - Дошло, наконец!
Ичиго (распаляясь): - Ну, держись! Сейчас как врежу!
Чей-то крик в студии (очень похожий на голос Нанао): - Да остановите их кто-нибудь!
Тоусен и мимо проходивший Укитаке (одновременно): - Секундочку!
Ичиго (судя по звукам – с заткнутым ртом): - Ммрф...
Айзен (плаксиво): - И что?! Как я в таком виде покажусь публике?! У меня же поклонницы! И поклонники!
Укитаке: - Ну что ты так убиваешься, Соуске? Это же всего лишь причёска.
Айзен (категорично): - Это имидж! Мой имидж будущего Бога, а не абы что, Укитаке!
Бьякуя (размеренно, спокойно, в общем, - как обычно): - Мог бы я попросить не заливать мой дом слезами?
Айзен, Укитаке (с большой заинтересованностью): - А это твой дом, да?
Бьякуя: - По крайней мере, до того, как Женская Ассоциация устроила здесь свою резиденцию, а потом и телестудию, он им был.
Укитаке (слышатся хлопки по плечу): - Сочувствую, Бьякуя. Крепись.
Айзен (чувствуя, что шинигами отвлеклись от его проблемы): - Эй, аристократы! Мне-то что делать?
Пауза.
Айзен (с нарастающей паникой): - Стоп, Бьякуя! Нет, погоди! Это против нашего договора!
Бьякуя (громко, чтобы все слышали): - Ничего личного, это только ради шоу! Чире, Сенбонзакура! /вполголоса/ И благополучия моего поместья. Если «жених» откажется сниматься, председатель Женской Ассоциации здесь камня на камне не оставит!

После рекламы.

Все участники ток-шоу чинно-мирно, широко и приветливо улыбаясь друг другу, сидели за столом. Однако внимательные зрители, присмотревшись, обнаружили, что роскошные волосы Соуске укоротились, минимум, на десять сантиметров и вообще были подстрижены «лесенкой».

- Какой оригинальный у невесты выбор подружек, - наконец, процедил, ядовито усмехаясь, Заэль, решив разбавить мёртвую тишину.

Рыжий шинигами, вспыхнув, кинулся на него, но арранкар предусмотрительно отодвинулся, и Куросаки распластался на столе. Сообразив, что его меч едва-едва не коснулся капитана четвёртого отряда, парень покраснел и под скорбным взглядом Уноханы сполз на своё место, стараясь быть как можно незаметнее.

- Молчи, женщина, - коротко бросил Улькиорра в ответ, даже не удостоив Октаву взглядом.

Стоявшая за оператором Нанао схватилась за голову, и через пару минут, по её отчаянной жестикуляции, Мацумото всё же поняла, что пора спасать положение:

- Итак, первая невеста – Иноуэ Орихиме, - все в студии заметно оживились, когда зазвучал голос ведущей, уткнувшейся в бумажку-подсказку. - Юная дива, обладающая несравненной красотой и двумя верными друзьями! Гордится тем, что побывала в особняке Лас Ночес, а ещё больше - что смогла оттуда выбраться. Хобби этой в прошлом обычной школьницы – кулинария, и наша невеста надеется, что жених по достоинству оценит её талант! Моя дорогая Орихиме, какой же сюрприз вы приготовили Айзену-сама?

Иноуэ, до того нервно теребившая рукав своего белого платья и совершенно потерявшаяся на фоне разворачивавшихся событий, заметно оживилась и бухнула на стол большое блюдо.

- Ох, я, - радостно защебетала девушка, - специально для него испекла пирожки по моему самому лучшему рецепту – с лимонным щербетом, сгущёнкой, солёными огурцами и рыбой фугу!

По лицу жениха скользнула паника, едва он увидел горку больших и румяных пирожков, но отказаться от угощения ему не удалось: под одобрительный (и, что таить, злорадный) гул публики Гин подтянул к Ками тарелку.

- Что вы, Айзен-тайчо, - усмехнулся он, растягивая слова, и, к ужасу Соуске, взял самый крупный пирог, - нельзя обижать невесту! Она ведь так старалась для вас!..

Рангику, довольно потирая руки (как и Урахара, и почти все присутствовавшие в студии), продолжила с радостной улыбкой:

- Ну а пока жених наслаждается кулинарными изысками потенциальной супруги, - Владыка Уэко Мундо давился, но ел, - мы спросим совета у нашего астролога, - ведущая сложила ладони на груди и воодушевлённо произнесла: - Ах, Унохана-тайчо, есть ли будущее у этой пары?

- Здесь я отвечу, не как астролог, а как врач, - спокойно ответила ей Рецу, глядя почему-то поверх головы Заэля, - кулинарные эксперименты зачастую с желудком не сочетаются. Возможно, что к концу передачи нам потребуются активированный уголь и клизмы, - стоявшая за кулисами Исане кивнула в знак того, что приказ понят, и скрылась из виду.

Услышав открывавшиеся перед ним перспективы, Владыка всё-таки расправился с пирожком, едва не поперхнувшись, под ехидный смешок Ичимару.

- Теперь, позвольте, и я дам небольшой совет невесте, - высокомерно начал Заэль, впиваясь в неё взглядом, и Орихиме поёжилась. – Детка, оно тебе надо? Вон парни какие рядом сидят! Один другого здоровее! Зачем тебе этот мужик женской модельной внешности и с манией величия? Неизлечимой, к тому же! Он по хозяйству не может ничего, сутками то на троне сидит, то чай дует да на Луну любуется! Думаешь, мы в Лас Ночес зачем?! Вот выйдешь за него и света белого не увидишь: то мантию постирай, то корону протри, то варадзи поцелуй!..

Новую потасовку попыталась предотвратить ведущая, которая, в буквальном смысле, легла грудью на амбразуру... то есть, на стол, однако это не помогло. Под потолком схлестнулись Мурсьелаго, не стерпевший поклёпа на Айзена-сама, и Форникарус, готовый отстаивать правду. Последним, что увидели телезрители перед рекламой, был Куросаки Ичиго, с боевым воплем вклинившийся в драку.

Во время рекламы.

- Поубивала бы, - бормотала про себя Нанао, разглядывая погром в студии. В паре шагов от неё вездесущие офицеры Укитаке, наконец, нашли применение щиту, с которым таскались с начала передачи, и теперь прилаживали его к особо большой дыре в стене. Чем заделывать остальные дыры, пока было неизвестно.

- Сиди смирно! – не выдержав, рявкнул Юмичика, пытавшийся замазать синяки и ссадины на лице Заэля. – Иначе загримирую под эмо!

- Ух, как страшно! – фыркнул Октава, но, получив от Нанао по голове книгой, умолк.

Ассистент режиссёра, хмурясь, внимательно огляделась: жених уговаривал квинси одолжить ему нитки и иголку, Унохана-тайчо, устроившись за кулисами, неторопливо дописывала анамнез главному герою передачи, Укитаке-тайчо тащил на себе еле волочившего ноги пьяного в стельку Кёраку-тайчо... Что-то было не так, да...

- Где ведущая?! – взвизгнула вдруг Нанао так, что все в студии побросали свои дела и уставились на неё. – Где Мацумото-фукутайчо, я вас спрашиваю?! Куда вы её дели? – яростно выкрикнула она, тыкая пальцем во Владыку Уэко.

- Если уж на то пошло, - манерно заговорил Айзен и тоже сорвался на крик, - куда вы дели моего лейтенанта?!

- О Боги! – выронив книгу и все бумаги, Исе опять схватилась за голову. – У нас эфир через три минуты, а никого на месте нет!.. Что вы стоите? – рявкнула миловидная девушка на офицеров из тринадцатого, и те вытянулись в струнку. Пресловутый щит гулко хлопнулся на пол. – Немедленно найдите Хицугаю-тайчо! Он знает, как быстро разыскать Мацумото!

- А Тооширо тут нет, - виновато улыбаясь, робко заметил Джууширо, аккуратно прислонив к стенке своего приятеля.

- К-как нет? – севшим голосом переспросила та.

- Ну... он сказал, что здесь повсюду лампы, софиты, - мужчина немного растерянно развёл руками, - что ему слишком жарко, и ни за какое мороженое вы его сюда не затащите... – Укитаке не договорил, увидев, что Нанао резко стала бледнеть, однако усилием воли фукутайчо удержалась в сознании и взмахнула руками.

- Мы справимся, мы справимся, - находившиеся рядом шинигами и Айзен, подозрительно покосившись на девушку, предпочли аккуратно отодвинуться, - конечно, справимся, бывало и похуже! Делали же ведь годовой бюджет отряда за одну ночь, а тут – всего-то! – двух сбежавших и... идиотов найти надо!

Опоздавший (на своё счастье) Бьякуя недоумённо повёл головой, глядя, как его коллеги потихоньку, бочком, отходили от лейтенанта восьмого отряда, крутя пальцем у виска. Один только Укитаке, постоянно оглядываясь на Шунсуя (чтобы тот не упал или, не дай Бог, не проломил хрупкие декорации), неумело крался к Нанао, повторявшей свою мантру «Мы справимся».

- Слушайте, а у вас тараканы в Сообществе душ большие? – внезапно меланхоличным тоном поинтересовался оставленный в покое Заэль.

- Простите? – недопонял Джууширо, растерянно моргая. Кучики же, разглядывавший дыры и следы от мечей и Серо в декорации, вообще не сообразил, что нужно было расценить слова арранкара как оскорбление фамильного поместья. – Бывают иногда и большие экземпляры, да.

- А розовые? – вогнал всех в ступор Гранц.

- Ну... нет, - Укитаке уже боялся повернуться и посмотреть, что заставило Эспаду задать такой вопрос. – Розовых у нас нет, - добавил тайчо и всё-таки обернулся.

Октава, брезгливо поджав губы, как раз поднял за ножку Ячиру, которая с упоением запихивала в рот какие-то бумаги. Заметив, что все уставились на неё, девочка без особых усилий проглотила огромный комок и улыбнулась.

- Тогда вот это нечто только что съело сценарий, - сказал он, тряхнув крохотную шинигами.

- Сценарий?! – переспросила ассистент режиссёра слабым голосом и совершенно бесшумно, без какого-либо предупреждения, рухнула в обморок. Охнувший Укитаке, рванувшийся следом, успел подхватить Нанао, но грохот от упавшего на пол телестудии тела всё же раздался, сопровождаемый каким-то треском.

- Кё... Кёраку! – выдохнул джусанбантай тайчо, увидев, что его друг лежал на доброй половине декораций (которые вообще-то были выстроены в комнатах особняка Кучики). Капитан только-только приподнял Исе, как на освободившееся место упал другой шинигами, и фарфоровые осколки, бывшие минуту назад кенсейканом, покатились по полу. – Бьякуя! О, Боже... – прошептал мужчина, не понимая, что так испугало аристократа, но, подняв голову и увидев над собой вместо крыши голубое небо Сообщества Душ, Джууширо обо всём догадался.

- Спокойно, я уже тут! – раздался насмешливый голос торговца, и Урахара, надвинув панамку на глаза, наконец, взял бразды правления в свои руки. Из-за его спины выглядывали вооружённые досками, молотками и рулонами обоев Уруру с Джинтой, рядом Тессай выставил целую батарею банок с краской. – Зря мы в спонсоры подряжались, что ли? – выбежавшие по знаку Уноханы лекари из четвёртого унесли за кулисы бессознательных ассистента режиссёра и владельца погромленного особняка, а заодно и не сопротивлявшегося Укитаке (последнего - для профилактики). – К тому же, за перерасход материалов нам полагается неустойка!

После рекламы.

Следы драки в студии закрывали наспех сколоченные крест-накрест из досок щиты с надписью «Магазин Урахары. Самые дешёвые стройматериалы в городе!». Айзен с уже растрепавшейся причёской, сверкая прорехами в новом одеянии, угрюмо посматривал на оператора, за которым ему злорадно махал веером Урахара, за которым, в свою очередь, сидел и не менее злорадно улыбался Ишида, так и не одолживший Ками швейные принадлежности. Хисаги, не подозревавший обо всей этой подоплёке, покрывался потом, гадая, чем же он, скромный лейтенант девятого отряда, насолил главному врагу всего Сейрейтея.

Вернувшаяся в студию Мацумото, растрёпанная и в перекошенном кимоно, самозабвенно поправляла макияж, забыв об эфире. Теперь уже некому было шикнуть на неё, потому что все ответственные лица находились на лечении во временном отделении госпиталя, развернувшемся в саду Кучики. Урахара тоже молчал, так как после трансляции этого действа рейтинг передачи должен был скакнуть на очень много пунктов сразу. Лишь Заэль тихо и беспомощно матерился, боясь посмотреть на сидевшего слева Гина, который щеголял более широкой и довольной улыбкой, чем обычно.

Закончив, в конце концов, наводить марафет, Рангику убрала косметичку и только тут сообразила, что всё это время они были в прямом эфире. Сдавленно ойкнув, шинигами принялась искать сценарий или хотя бы бумажку с репликами, но, как уже известно, они переваривались в желудке всеядной Ячиру, и поиски оказались тщетны.

- Ээээ... Ну что же, дорогие телезрители, - быстро нашлась девушка, - пожалуй, настало время пригласить другую невесту, - Ками попытался изобразить улыбку, однако вышел малоприятный оскал. Соуске ещё не отошёл от встречи с первой претенденткой на роль супруги и боялся представить, что бывшие коллеги могли подсунуть ему в следующие два раза. Так будущего Бога и убить недолго, не нарушив при этом договор о перемирии! – Это хрупкая и ранимая, но такая преданная, ждущая своего принца в очках и с доброй улыбкой – Хинамори Момо!

Из правой комнаты, вынеся ворота, с отчаянным криком «Айзен-тайчо!» выбежала Хинамори. Гнавшиеся за лейтенантом «подруги» в лице Киры и Ренджи явно не успевали перехватить девушку по её дороге к заветной мечте, и это обстоятельство всполошило всех участников ток-шоу. Айзен, у которого появился реальный шанс умереть от инфаркта, хотел броситься вон, но схватился за Хогиоку – видимо, решил симулировать смерть. Заэль, изменившись в лице, нырнул под стол, Мацумото с трусливым писком проделала то же самое, Унохана отодвинулась подальше. Невозмутимым остался лишь Тоусен, попросту не увидевший охватившей остальных паники. В последний момент всех спас Гин, неизвестно когда доставший меч: он что-то мурлыкнул, и Шинсо благополучно вынесло вторую кандидатку вместе с друзьями за пределы студии.

- Ох, - тряхнула головой ведущая, выползая из-под стола. Мужская половина аудитории уставилась на внушительный бюст Рангику и громко вздохнула, - я так считаю, пора переходить к третьей невесте, да?

- С какого это я невеста?! – заорал вдруг кто-то снаружи, и следом послышался треск разрубаемых декораций. Бывший капитан пятого отряда, продолжая на всякий случай симулировать клиническую смерть, осторожно приоткрыл правый глаз, и в этот момент обрушился изрядный кусок стены – уже не декорационной, а настоящей. Громогласно чихая, в пыли и побелке появился радостно оскалившийся Хирако. – Соуске-бо, лапа моя! Только на пять минут отошёл, а ты уже в женихи записался! Это чего, лис и Эспада твоя не дают больше?!

После рекламы.

- Дорогие наши телезрители! - неизменно улыбаясь, вещала Мацумото, стоя на четвереньках под столом. Хисаги, которому через камеру открывался потрясающий вид на коллегу, уже почти не дышал. - Как видите, у нас образовалась пара! – снаружи раздавались восторженные вопли Хирако, гонявшего Айзена по завалам студии и того, что недавно было особняком Кучики. – Так пожелаем же им счастья и долгих лет совместной жизни!

Перед камерой рухнул кусок столешницы, и чья-то пятая точка в белых хакама подвела итог передаче.

Вопрос: Понравилось

1. Да		21	(75%)
2. Нет		7	(25%)
Всего:		28

@темы: слэш, Котецу Исане, Ишида Урюу, Лоли, Ичимару Гин, стеб, юмор, Меноли, Улькиорра Шиффер, Кучики Бьякуя, гет, Хисаги Шухей, Кусаджиши Ячиру, Айясегава Юмичика, Унохана Рецу, Куросаки Ичиго, Хицугая Тоширо, Хинамори Момо, PG, Фанфики, Айзен Соске, Хирако Шинджи, Урахара Киске, Укитаке Джуширо, Кёраку Шунсуй, Мацумото Рангику, Шихоин Йоруичи, Тоусен Канаме, Исэ Нанао, Иноэ Орихиме, Заель Апполо Гранц

---

[Murury]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

a_moll_

[fista#a]

Пиарю помаленьку. Комментируем, не стесняемся)
Автор: a_moll_
Персонажи: Ичимару Гин, Кира Изуру
Разрешение: получено.

2 шт. Кликабельно

Вопрос: Понравилось?

1. Да		24	(70.59%)
2. Нет		10	(29.41%)
Всего:		34

@темы: Ичимару Гин, Фанарт, Кира Изуру, G

---

[Violet Ripper]

Название: «Он знает».
Автор:  Violet Ripper
Бэта: нет.
Фандом: bleach.
Пэйринг: Нноитора/Заэль, Ильфорте/Заэль
Рейтинг: PG-13
Жанр: ангст
Отказ от прав: все герои принадлежат Кубо Тайто
Предупреждение: трава, глюки Заэля
От автора: драббл может считаться продолжением фика

"Право на безумие"

www.diary.ru/~chem-Bleach/p111322529.htm


Заэлю не нужно себя обманывать. Он и так знает, что стоит только открыть глаза, и все встанет на свои места. Октава презирает самообман. Но иначе он просто не выдержит.

дальше

Каждый раз, когда Квинта Эспада входит в его покои, он обреченно закрывает глаза. Так легче. Легче представлять на месте грубой хватки длинных цепких пальцев уверенные собственнические касания холеных рук.
Бесцеремонно опрокинутый на одну из многих горизонтальных поверхностей, он слепо шарит по сильной груди в бесцельных поисках холлоу-дыры. Он ни за что не откроет глаза, но все же знает, никто в здравом уме не перепутает хриплый, лающий рык Нноиторы с глубоким мягким баритоном. Но никто не говорил, что Заэль Аполло Гранц в здравом уме, поэтому он так послушно разводит колени, подставляясь и видя на внутренней стороне век горящие ореховые глаза.

Иногда это до дрожи хорошо, когда волшебная капсула внутри Заэля окрашивает мир в совершенно другие, яркие цвета, гоняя по венам фиолетовую кровь. Тогда и черное покажется золотым кому угодно. Только в такие сюррелистичные моменты он подчиняется злому приказу и медленно поднимает длинные ресницы. Расфокусированный, остановившийся взгляд медовых глаз абсолютно невменяем, и на злое «Смотри на меня!» он только заливисто смеется сквозь сладкие стоны, прерывисто шепча «Я всегда смотрел только на тебя.». И не замечает, как из прокушенной губы Квинты на лицо капает алая кровь.

Но чаще Октава испытывает гораздо больше выматывающей, иссушающей боли, чем удовольствия. Стараясь не замечать ни на минуту не замолкающего озлобленного Джиругу, он вымученно всхлипывает в такт резким движениям. В них ни капли любви или страсти, только опаляющая, унизительная похоть. «Хрена ты рыдаешь, как девка?!» - остервенело рычит изнемогающий от желания Нноитора, до синяков сжимая хрупкую шею. В ответ Заэль поднимает дрожащие руки и отчаянно хватается за длинные волосы Пятого. Жесткие, черные – он знает даже с закрытыми глазами. Совсем не ослепляют, отстраненно думает, закидывая ногу на сильное плечо. «Не такие, другие…» - тихо шепчет, судорожно сжимая их в кулаках и выдирая несколько прядей. И даже хлесткая пощечина совсем озверевшего Квинты не приводит в чувства. Потому что несколько секунд до оргазма растягиваются, становясь бесконечными, словно движение песка в пустыне. И в этой застывшей вечности Заэль резко распахивает глаза, встречаясь взглядом с тем, кого так безуспешно пытается забыть. В эти ничтожные мгновения все становится на свои места. Он наконец-то видит смуглую кожу, карие глаза, изящный осколок маски, дыру пустого в груди, а руки привычно сжимают легкие, шелковые, гладкие золотые волосы. Аполло вскидывается с пронзительным вскриком, почти скидывая с себя Нноитору, и задушено повторяет высеченное там, где должна быть душа, имя.

Когда за отчего-то всегда подавленным Джиругой закрывается дверь, Заэль только улыбается. Ему не нужно себя обманывать. Он и так знает, что потерянное безумие никогда не заменить другим.

Вопрос: понравилось?

1. да		8	(61.54%)
2. нет		5	(38.46%)
Всего:		13

@темы: слэш, драбблы, PG-13, Иль-Форте Гранц, Заель Апполо Гранц, Нойтора Джируга

---

[Murury]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра