Мелочи жизни, AU

[chem-Bleach]

Выкладываю по просьбе автора.
Мелочи жизни.
Автор: Renarraven
Бета: Leyana
Фандом: Bleach!
Жанр: зарисовка, мини
Персонажи: Кира Изуру, немного Ичимару.
Рейтинг: G
Дисклеймер: все принадлежит сенсею и Elruu
Предупреждение: это AU. Настоящее. ООС, наверное (мы честно пытались держать его в руках).
Примечание от автора: заказчик просил философствование. Не потянул. Скорее, получился очерк.
От беты: заказчик плевал на авторские угрызения совести, ему нравится. Написано по моей просьбе, так что, как водится, тапки мне, пряники – автору.

Сигаретный дым поднимался к небу тонкими линиями, тая и сливаясь с рассеянными облаками. Солнце пряталось в этой мягкой белой дымке, словно старалось не мешать отдыху сидящего на крыше юноши, но иногда, не совладав с искушением, выглядывало и трогало мягкой лапкой золотые волосы.
Здесь, на двадцатом этаже, было удивительно тихо. Воскресно-послеполуденная сиеста не прерывалась даже шумом автомобилей или случайным телефонным звонком. Только тихое воркование голубя, гуляющего по ограждению, могло бы привлечь внимание, но оно настолько гармонично вливалось в уютную атмосферу этого дня, что его не было слышно.
Кира опустил недокуренную сигарету в оставленную кем-то жестяную банку из-под кофе. Они менялись каждую неделю – раз в семь дней уборщик поднимался наверх и подметал крышу, убирая мусор, а через несколько часов кто-нибудь приносил новую банку. Последняя струйка дыма расползлась в воздухе, наполненном горьковатыми отзвуками приближающейся осени.
Пожалуй, стоило бросать. В новом отделении корпорации, куда Киру перевели несколько месяцев назад, курящих почти не было. В здании даже мест для них не предусмотрели. Но ему не хотелось отказываться от этой вредной привычки; в ней он находил успокоение – не в самом курении, нет. В этих нескольких минутах, когда можно просто сидеть, бездумно глядя в смягченную облаками лазурь. По его мнению, эти драгоценные мгновения тишины и некой иллюзорной свободы стоили пагубного влияния дыма.
Во всяком случае, сорт сигарет надо было бы поменять. Конечно, ничего особенного нет в том, что молодой человек курит тонкие – дамские, говорят – с ментолом. Но на новом рабочем месте его и так уже за глаза прозвали девушкой.
Кира не обижался. Понимал – есть за что.
За мягкий нрав и неизменную доброжелательность.
За нежные черты лица и тихий голос.
За золотистые волосы, непременно уложенные на шее забавными «рожками», и аккуратную длинную челку.
За любовь к сладкому.
За сдобные булочки, которые он готовит на пятничные посиделки в офисе. (Булочки в форме лис – и он никогда не сознается, что румяные, пахнущие ванилью лисы посвящаются его непосредственному начальнику. Ичимару-сан всегда ассоциировался у него с кицуне.)
Впрочем, наверное, за эти мелочи его и любили. А еще, конечно, за ту легкость, с которой он мог управляться с капризным руководителем. Больше этого никто не умел; боялись начальника филиала, аки злого духа. Особо суеверные свято верили, что по ночам он превращается в монстра и воет на луну. А Кира над ними смеялся.
Ичимару-сан, безусловно, личностью оказался примечательной; это отражалось даже во внешности. Неполный альбинизм, сниженный уровень пигментации: бесцветная кожа, серебристые волосы, вишневые глаза с еле заметно алеющими белками… Отражение той луны, ненависть к которой ему упорно приписывали. Он, кажется, даже знал об этих слухах; впрочем, с него бы сталось самому их распускать. Это был человек-насмешка. Насмешка над людьми, насмешка над реальностью. Он насмехался над всеми, не исключая себя; его слова сочились ядом, которого хватило бы, чтобы отравить весь город; его вечная улыбка пугала своей неестественной шириной. Определенно, люди так улыбаться не могли.
Кира вначале ругал себя за то, что согласился на перевод. С одной стороны, его сразу же повысили в должности: заместитель (он же секретарь) руководителя - совсем не то, что старший менеджер. Да и здание, в котором расположилось новое отделение, было намного ближе к его дому. С другой стороны, работать под началом Ичимару казалось совершенно невозможным. Колкости сыпались градом – кто-кто, а уж он не упускал возможности пройтись на предмет внешности и аккуратистских наклонностей заместителя. Капризы были восхитительны в своей изощренности. И к каждой фразе неизменно добавлялось тягуче-напевное «И-зу-ру», от которого Кира вздрагивал, начиная тихо ненавидеть собственное имя.
Потом привык. Научился чувствовать в насмешливом прищуре эмоции. Научился угадывать пожелания до того, как они оказывались высказаны. Придумал подавать в обед вместо привычного кофе зеленый чай с мятой и приносить собственноручно приготовленные данго. От последнего Ичимару-сан был в таком восторге, что даже перестал шутить по поводу кулинарных талантов секретаря. Зато его - по-доброму - прозвали женой начальника. Но работать все же стало легче.
Кира заглянул в пачку: оставалась одна сигарета. Подумав, он вытащил ее, щелкнул зажигалкой – даже этот резкий звук вплелся в тягучий воздух так легко, словно им же и был рожден. Белесая полоса, размываясь, поплыла куда-то вбок.
Мать всегда уверяла, что с сигаретой он похож на сестру (она курит такие же, только не ментоловые – вишневые, и так же: держит за самый фильтр и разворачивает ладонь, когда подносит к губам). Только вот осталось отрастить волосы до поясницы. Он мягко отвечал, что близнецы всегда похожи. Сестра смеялась и укладывала челку набок, доводя сходство до абсурда, до пугающей зеркальности. А потом взяла и остриглась накоротко, под мальчика – так что теперь их точно не спутаешь.
Иногда он жалел, что сестра далеко. После того, как ушли родители, она оставалась самым родным для него человеком. Когда-то они не мыслили существования друг без друга – двое как один, почти целое. Она писала музыку – он сочинял стихи. Она танцевала – он ее рисовал. Она придумывала – он делал. Главное – всегда вместе.
Увы – после школы дороги разошлись. Она была практиком, а выбрала романтическую стезю исследователя. Каталась по Африке и изучала этнос. Он считался романтиком, и прагматично предпочел работу менеджера. Борьба противоположностей, смеялся Ичимару-сан. Откуда-то он все и всегда знал о подчиненных.
Кира смял сигарету в пальцах, чуть поморщившись от мимолетного прикосновения затухающего жара к нежной коже подушечек. Воздух сгущался и темнел; чуть быстрее двигалась дымка, заменяющая сегодняшнему небу облака. Надвигалась обещанная синоптиками гроза – одна из тех гроз умирающего лета, когда небо чернеет еще до захода солнца, и на нем отчетливо видны роскошно ветвящиеся слегка розоватые молнии, когда дождь начинается с отдельных тяжелых капель, а потом падает стеной – если не успел укрыться, вымокнешь до нитки за считанные секунды. А потом, когда отшумит по крышам лавина воды, отсверкают слепящие до ярких полос под закрытыми веками разряды, отгремят раскаты, от которых вздрагивают и тоненько поют стекла, можно выйти на улицу и, держа кроссовки в руке, прогуляться по воде босиком. Вспомнить детство, в котором никогда не делал глупостей. Борьба противоположностей.
Изуру поднялся на ноги, размял затекшие колени. Он любил грозы, но не любил мокнуть под дождем. Поэтому вполне разумно было бы спуститься вниз и понаблюдать за буйством стихии из окна квартиры.
Уже почти открыв дверь, ведущую с крыши на чердак, он кое-что вспомнил. Вернулся к ограждению и положил на верхнюю перекладину зажигалку. Когда начнется шторм, ее сбросит все усиливающийся ветер или снесет плотный дождь. Пусть природа избавит от вредной привычки – Кира любил символизм, даже пафосный.
Ему не хотелось отказываться от курения. От тонких сигарет с ментолом. Но Изуру и без того был похож на девушку. Мягкий нрав, нежное лицо и сдобные булочки. Даже не поспоришь. Себя надо улучшать, этому учила еще мама. У сплетников и без того немало поводов подразнить его. Доброжелательность, тихий голос и любовь к сладкому. Пусть у них будет на один повод меньше.
Начинался дождь.