[chem-Bleach]

С наступившим Днем влюбленных, дорогие сообщники =)))
Небольшой подарок - для шипперов старого нового "канонного" пейринга вообще и для одного конкретного в частности =3

Название: Побочное действие.
Автор:  Leyana
Альфа:  Romanta
Пейринг: Хисаги/Кира (хотя вопрос вообще спорный).
Жанр: стеб бессовестный несколько черный юмор, местами скатывающийся в немного грустный флафф.
Рейтинг: R
Предупреждения: ООС, кое-где явный, изначальная бредовость идеи и псевдомедицинские пристрастия автора.
Посвящение:  RianoneL

«… - Все, что хотите, господин. Как Вам будет угодно, - белое кимоно соскальзывает с молочного плеча; юноша, ни капли не смущаясь, тянется навстречу – губы разомкнуты для поцелуя, глаза завораживают, огромные, глубокие… равнодушные…»
- Твою мать! – Хисаги проснулся в холодном поту, сразу же противно заболело горло. ТАКОЕ ему еще не снилось. Он иногда видел сны об услужливых, на все готовых, девицах из знаменитых на все Сообщество Душ борделях первого района Руконгая. Иногда – о Кире, до зубовного скрежета правильном и соблазнительно недоступном лейтенанте третьего отряда, за которым Шухей ухлестывал уже пару месяцев. Но Кира в роли руконгайской проститутки?! Пожалуй, стоило что-то сделать с навязчивым влечением…

Хисаги с трудом закончил последнюю ведомость; без капитана отчетность стала куда более сложным занятием – Тосен, конечно, не видел, но имена и даты запоминал безупречно, можно было записывать под диктовку и не задумываться. Да к тому же Шухей перепутал расписание отрядных тренировок, и все тот же Кира, и без того никак не желавший покидать его мысли, своевольно увел часть девятого отряда на полигон. Пришлось тащиться в офис третьего, брать пропуск – если на отрядном полигоне учения, туда так просто не попасть.
Кира, после исчезновения капитана ставший более самостоятельным, гонял бойцов по всей территории; руководитель, настоящий, капитанского уровня, из него бы пока не вышел, а вот организатор был хороший. Шинигами отрабатывали связки, построения, атаки кидо, умудряясь не задеть друг друга, только условного противника; тут и там валялись «пустышки» - оболочки от тренировочных Холлоу, разработанных в двенадцатом.
Наконец Изуру закончил мордовать отряды, построил их и распустил, оставив только с десяток человек, очевидно, самых нерадивых. Среди них были и подопечные Шухея, так что пришлось слезать с дерева, с которого он наблюдал за… за бойцами. За бойцами, повторил он себе, направляясь к Кире.
- … и еще раз отрабатываешь Райкохо. Только не забывай про концентрацию, - договорил Кира, жестом указывая виновато потупившейся девушке из третьего на отведенный ей участок. Она вскинула руку к виску и побежала, на ходу торопливо читая формулу призыва.
- Совсем расслабились новички, - мягко сказал Изуру.
- А ты пожестче стал.
- Приходится.
Да уж… им всем пришлось стать жестче, это точно.
- Эй… ты молодец, - только и сказал Хисаги. Кира легонько двинул плечом – Шухей знал этот жест, означающий «не мне судить, но все равно спасибо». Повисло молчание, показавшееся Хисаги неловким… и тут та самая девчонка заорала – нет, завизжала, срываясь в хрип:
- Помогите!!!
Изуру, мгновенно побелев лицом, рванул в сторону крика: полигон был холмистый, и они не видели ни ее, ни того, что вызвало такую панику… пока не взбежали – одновременно – на очередной холм.
- Холлоу! – ахнул Кира. Настоящий, громадина, в Исследовательском Бюро таких не выпускали; навис над малышкой, пока успешно блокирующей атаки нескольких костеобразных выростов, заменяющих передние лапы, и мощных челюстей.
- Уведи ее! – коротко бросил Шухей – у Киры шунпо было лучше. Тот кивнул, в пару шагов – и правда, хорош, невольно подумал Хисаги, отвлекаясь от опасности, – подхватил девчонку и бросился в сторону, очень удачно избежав мощного удара. Шухей, вынимая меч, ринулся к Пустому; откуда-то сбоку выскочил еще один, поменьше и похожий на многоножку – им занялся Кира, тут же высвободивший шикай. С воплями набежали безоружные почему-то рядовые, принялись бегать вокруг ошалевшего от таких нерациональных действий монстра, загоняя его на замершего в ожидании Хисаги.
Когда Пустой с жутким криком истаял, Шухей обернулся – мелкий распластался на земле, а Кира, уже убравший Вабискэ на место, растерянно смотрел на что-то на лбу «многоножки».
- Что там? – Шухей подошел к нему и тоже уставился на Пустого – между глазниц, уродливо съехавших вверх, красовалась печать Бюро.
Кира махнул бойцам:
- Все бегом марш в расположение отряда. Найдите седьмого офицера, пусть срочно доложит наверх, что из лабораторий двенадцатого отряда сбежали подопытные.
- Есть, Кира-фукутайчо! – по струнке вытянулись даже ребята Шухея. И тут же сорвались с места, исчезли – молодец Кира, снова отметил Хисаги, заставляет всех осваивать «быстрый шаг».
А Изуру, который в это время накладывал связующие заклятия на Пустого, вдруг нервно хихикнул, изрядно удивив Шухея. Потом тряхнул головой и предложил:
- Поднимемся наверх, в тень.

Хисаги сидел, привалившись спиной к дереву, и наблюдал за Кирой, свободно раскинувшимся на траве. Лейтенант третьего бездумно, кажется, смотрел в небо, мягко улыбался; он распахнул косодэ, и Шухей невольно засматривался на белую, равномерно уже вздымающуюся, грудь, прослеживал взглядом острые ключицы и красиво очерченную линию шеи. Некстати вспомнился сегодняшний сон, и он сердито прикусил губу; сейчас, пока еще не прошел азарт слишком короткого боя, только подобного возбуждения не хватало. А Кира, словно издеваясь, выгнулся, растягивая спину, блаженно прикрыв глаза, и раздвинул ноги; Хисаги, чтобы не проткнуть ногтями ладонь, впился пальцами в край хакама.
- Хисаги, у твоего отряда через три дня учения, - Кира приподнялся на локте и придвинулся. От него пахло свежей травой, на которой он только что лежал, и каким-то шампунем; Шухей порадовался, что загорелая кожа успешно скрывает легкий румянец – он явственно ощутил, как кровь прилила к щекам.
- Да, - хвала богам, хоть голос не подвел. Но все старания по утихомириванию своевольного тела сошли на нет, когда Кира, нисколько не смущаясь, положил голову ему на колени и сказал (а какой у него, подлеца, голос - глуховатый, ласковый):
- Может, проведем их совместно? – снова вдруг приподнялся, ложась грудью на Шухеевы ноги. Хисаги, искренне не понимавший, отчего скромник Изуру себе такое позволяет, уже еле сидел; невинная фраза прозвучала как приглашение в постель. В голове настойчиво крутились варианты дальнейших действий, но он не мог решить, что выбрать – сбежать побыстрей и постараться остыть или все-таки скрутить парня с известной целью, пока никто не пришел и не помешал.
- Семпай, ты меня слышишь?
- Да, конечно. Думаю над твоим предложением, - торопливо ответил Шухей, стараясь дышать ровно. Кажется, уровень выброса рейацу поднимался; впрочем, он всегда гордился тем, что не меняется ее оттенок. Но и это не помогло, когда Кира, устраиваясь удобней, мазнул плечом по его животу, а потом соскользнул ниже…
- Т-ты что делаешь? – глаза пришлось зажмурить, потому что скачущие перед ними искры грозили рассыпаться фонтаном по спине Изуру. Нет, ну не может же Кира не чувствовать, к ЧЕМУ он прижимается плечом? А он еще чуть надавил – явно сознательно, - когда стал подниматься, отчего Хисаги не выдержал и зашипел сквозь сжатые зубы. А потом ощутил у самого лица чужое тепло и, открыв глаза, встретил пронзительный насмешливый взгляд. Нисколько даже не покраснев, Кира дохнул ему в губы:
- Дурак ты, семпай. Если так хочешь – почему не возьмешь? – и поцеловал.
Нет, Шухей не удивился. Он застыл, как если бы перед ним прямо сейчас возник незабвенный Тосен-тайчо и потребовал отчеты за прошедший месяц. Кира, видимо, заметив это, фыркнул – странно, этак по-кошачьи, раньше Хисаги за ним такого не замечал – и ткнулся губами в шею.
- Я сплю? – спросил на всякий случай Хисаги. Впрочем, и во сне Кира бы не стал самостоятельно развязывать оби. Определенно, Шухей спятил, и худенький блондин, раздевающийся перед носом несчастного – не более чем галлюцинация.
Кира преспокойно сбросил форму и снова опустился на колени. А, да пропади оно все пропадом, решил Хисаги, сграбастал неожиданного соблазнителя в охапку и торопливо поцеловал. Тот почти не отвечал, педантично избавляя Шухея от многочисленных завязок хакама – завязки, к слову, мало помогали, и штаны совершенно самостоятельно сползали на бедра.
- Смазки нет, - шепнул Хисаги в губы.
- Это у тебя нет, - в руку скользнул прохладный продолговатый предмет – какой-то тюбик.
- Ты что, всегда с собой носишь..? – от такого открытия искры из глаз посыпались заново.
Кира снова фыркнул, мотнул головой:
- Между прочим, на тренировки полагается походный меднабор носить.
Шухей тут же устыдился своих мыслей: и правда, трудновато было представить, чтобы правильный мальчик… был готов всегда. Не о том думаешь, одернул он себя. Кира, сосредоточенный, как при написании квартальной ведомости по выплаченному жалованию, терся щекой о его плечо, ожидающе глядя в глаза.
Хисаги сглотнул; обняв Изуру за плечи, осторожно уложил на траву, подминая под себя. Боясь, что малейшая грубость в обращении, и Кира, отчего-то снисходительный – добрый? – сегодня, легко оттолкнет его, он тщательно следил, чтобы каждое движение было аккуратным и продуманным. Плавно, едва касаясь, водил пальцами по коже; нежно – так, что сам этому удивлялся – целовал полураскрытые, расслабленные губы; еле дыша, прослеживал голубоватую часто пульсирующую прожилку на длинной шее…
Кира действиям никак не препятствовал – впрочем, и не помогал, ни словом, ни жестом не выказывая одобрения, даже не обняв. Словно, по какой-то своей прихоти или по странно сложившемуся обстоятельству, отдал себя на растерзание. То, что это «растерзание» доставляет ему определенное удовольствие, выдавали слишком ровные и глубокие вдохи да дрожащие ресницы. Они, кстати, оказались неприлично длинными и густыми, вдобавок темными, у корней так почти черными, только кончики золотились, будто мерцали. Хисаги, лишенный возможности смотреть Кире в глаза (не исключено, что, имея такую возможность, он бы изрядно стушевался – то, что он делал с другом, вызывало смутные, тревожащие мысли о морали), изучал ресницы во всех подробностях, как изучают тело нового любовника в надежде, что он станет постоянным спутником. Возможно, уже сегодня или завтра ему приснятся именно они, чуть влажные – в уголках глаз Киры, крепко зажмурившегося минутой раньше, чем пришла эта мысль, выступили слезы – и трепещущие так трогательно и невинно, что невозможно не пожелать их обладателя и невозможно не устыдиться этого желания.
О чем я думаю, сказал себе Хисаги. Это вместо того, чтобы действовать по существу. (И времени осталось не так много, подсказывало что-то на задворках сознания. Ведь скоро явится какой-нибудь офицер из двенадцатого, прервет на самом интересном моменте – и хорошо, если не нажалуется после этого руководству. Виданное ли дело, чтобы два лейтенанта – и.о. капитана, даже так – на полигоне занимались… На этом месте Хисаги заткнул въедливое рациональное зерно с подозрительно знакомым голосом.) Он подхватил Киру под бедро, заставляя согнуть ногу, но тот неожиданно воспротивился – вывернулся, лег на живот, подставляя беззащитную белую спину с выпирающими чуть больше, чем положено, крыльями лопаток. Шухей слегка пожал плечами – оборванное движение, незаконченное; подцепив небрежно брошенный в траву тюбик с непонятной маркировкой (ни на что не похожие значки, наверное, только сами медики и могли прочитать), отметил, что крышечка не отвинчивается, а откидывается. Мазь – хотя внешне это больше было похоже на гель – оказалась почти прозрачной, не жирной, не сухой, но и не воздушной – Хисаги вообще затруднялся описать ее, – холодила пальцы, и он невольно задумался, какой она должна производить эффект. Четвертый отряд производил потрясающие анестетики, они блокировали не только боль – вообще все ощущения; в бою это было незаменимо, но в подобной ситуации…
Развлекая себя такими измышлениями, Хисаги подавил стремление побыстрей - сейчас же, едва ли не сию минуту! – закончить. Решил все же совершить положенные (когда? кем? Посмотреть бы в глаза тому… нехорошему человеку, который вообще это придумал) действия, по его личному убеждению, больше похожие на ритуал, чем на существенную помощь… процессу. Кире подобное явно было не в новинку (впрочем, чему удивляться – достаточно вспомнить лисью улыбку его бывшего капитана); он расслабился – привычно уже, будто по команде, ревниво подумал Шухей – и, отзываясь на проникновение, только ахнул – беззвучно, просто выдохнул резко.
И дальше он вздыхал только, прерывисто, тихо… взволнованно? Хисаги гладил его по бедру, мысленно благодаря за выбор положения – удобней управляться незанятой рукой, ласкать вдруг ставшее более отзывчивым тело. Он прошелся губами по позвоночнику, вбирая в себя мелкую сладкую дрожь, от которой сбилось собственное дыхание, и терпкий запах кожи с травяным оттенком. Кира еще до этого чуть приподнялся, опершись на согнутые локти, выгнув спину дугой, и оттого хребет очень отчетливо чувствовался как череда угловатых косточек – незначительная, казалось бы, деталь из тех, что придают происходящему особенную глубину и живость. Или из тех, что побуждают к продолжению цепочки действий.
Странным – и даже обидным – показалось Шухею, что младший и на более грубое вторжение отреагировал тем же беззвучным выдохом. Но останавливаться на этой мысли не было решительно никакой возможности. Помимо осознания того, что исполнилось желание (и почти детского восторга по этому поводу), разума еще каким-то чудом хватало, чтобы удержать собственные руки и не исцарапать Кире плечи или бока. Оставлять следы на его коже, светлой, гладкой, ухоженной – аристократ, он и в армии аристократ – не хотелось. Может быть, в следующий раз…
Горячий он, просто неприлично горячий. Жаркий, ага. То есть, вообще прохладный, сказалось, очевидно, лежание на земле. А вот внутри… с ума сойти можно. А еще… нежный, что ли? Даже на ощупь. Как яблоневый цвет, будто в насмешку над твердой уверенностью Шухея, что друг – сильный, стойкий, с изредка проглядывающим из печальных глаз колючим сумасшествием – не похож на что-то настолько лирично-воздушное. Может быть, на птицу или на зверя – например, на оленя, как на какой-нибудь гравюре… а что? У них глаза похожи на глаза Киры, только темные… и волки на них охотятся…
Какая только ерунда не придет в голову в бредовом почти состоянии, когда прижимаешься к влажной спине, отрывисто выдыхая слоги имени соответственно ритму движения. Или это движения повторили ритм имени? Хисаги, постепенно приходящему в себя после краткого (действительно краткого, как оказалось потом, совсем потом) помрачения сознания – отключки, если проще и привычней – было стыдно. Не только из-за того, что полусознательно сравнил себя с волком. Из-за того, что не выдержал, вцепился зубами в загривок – Кира аж вскрикнул, издав первый значительный звук – это, наверное, и сыграло роль последнего толчка. Дорвался до желаемого и расслабился, выпал из реальности. Кое-как утихомирив совесть, он рискнул открыть глаза.
Кира успел спихнуть его с себя – наверное, это и вырвало Шухея из мутновато-блаженного состояния, в котором он пребывал после оргазма – и теперь натягивал косодэ. Под любопытным, будто оценивающим, взглядом стало неуютно; Хисаги торопливо привел свою форму в относительный порядок.
Младший поправил волосы, улыбнулся. Лицо его сделалось безмятежней, чем было до… до произошедшего. Шухей даже увидел в нем на мгновение прежнего Киру – совсем мальчишку, знающего жизнь только по книгам, того, который не умел так непринужденно, как сегодняшний, соблазнять, зато мог беззаботно смеяться, не пряча печаль в глубине глаз. Вздохнув, Шухей прогнал воспоминание – прошлого не вернуть, а в настоящем достаточно приятных моментов, чтобы не грустить об утерянном.
- Тебе понравилось? – осторожно спросил он. Вопрос этот употреблялся редко, но почему-то сейчас в нем чувствовалась необходимость.
Кира посерьезнел. Кашлянул, словно не зная, как начать.
- Видишь ли…
- Кира-фукутайчо! – женский голос прервал его на полслове.
Кира смолк и плавно обернулся, подбирая под себя обнаженные ноги. Девушка-офицер, статная, постарше, пожалуй, своего лейтенанта, оторопев, разглядывала представившуюся картину. Хисаги успел заметить полный неуставного рвения взгляд, который она адресовала коленям командира до того, как это мог увидеть сам Кира, и его затопила гордость – что скрывать, многие заглядываются на симпатичного и всегда приветливого лейтенанта, а выбрал он давнего друга. Наверное, есть за что выбирать.
Девушка взяла себя в руки и, вытянувшись во фрунт, старательно, как на экзамене в Академии, отрапортовала:
- Обслуживающий персонал из двенадцатого отряда, конкретно – из Исследовательского Бюро, прибудет для изымания беглого образца через пятнадцать-двадцать минут! При наложении связующих заклятий охрана образцу не требуется! – она моргнула и неожиданно добавила вполне нормальным тоном: - Вас Куротсучи-фукутайчо в расположении нашего отряда ждет. Хочет, чтобы Вы срочно отчет написали.
- Хорошо, - легко, будто речь шла о прогулке, а не о служебном деле, согласился Кира. – Отправляйтесь обратно в расположение. Я скоро приду. Оденусь только.
- Есть! – с непонятным испугом воскликнула бравая служащая и, не теряя времени, бросилась бежать.
Кира неспешно оделся, оглянулся – скорее для проформы, чем из искреннего беспокойства – на обездвиженного Пустого, невнятной кучей лежащего у подножия холма, на котором они так удобно расположились. Хисаги проверил робу на предмет сомнительного происхождения пятен, обнаружил только влажные следы от травы – правда, на коленях, что могло навести на определенные мысли… при их определенном образе. Сам он уж точно что-нибудь этакое подумал бы.
- Идем? – Кира, уже направившийся к границе полигона, проходящей неподалеку от вершины, обернулся на мучимого очередной порцией размышлений Шухея. Тот, отругав себя за то, что слишком много в последнее время предается каким-то непрактичным фантазиям, догнал друга, пристроился за спиной. Как за капитаном.
- Ты не ответил на мой вопрос, - рискнул он напомнить через некоторое время.
- А, - излишне, на его взгляд, нервно отреагировал Кира. – Не могу сказать, что это было великолепно…
- Значит, нет? – Хисаги пал духом. Это оказалось болезненным ударом – предыдущие любовники были довольны почти всем, особенно после нескольких встреч, когда он уже мог использовать привычки и мелкие слабости партнера. Может, к Кире нужен особый подход?
- Нет-нет! – Кира обернулся, махнул рукой. – В смысле, да. В смысле, понравилось… бы, если бы я находился в обычном состоянии. Но сейчас есть… сложность. Это все из-за лекарств.
- Ле… карств? – споткнувшись, уточнил Хисаги.
- Да. Видишь ли… - и, поминутно оглядывая окрестности, дабы вовремя увидеть постороннего и прервать речь, Кира выложил драматическую историю, сдабривая ее подробностями, для него нехарактерными, и нервными смешками.
Хисаги, тоже машинально озираясь, в ответ на его откровения шокировано кивал, будто Кира мог его увидеть. Похожее повествование он не так давно уже слышал. От Исане – на традиционных офицерских посиделках она рассказывала малоправдоподобную байку о некоем средстве, изобретенном самолично Уноханой-тайчо. Средство это предполагалось как успокоительное для особо нервных и зацикленных. Или для тех, с кем случилось что-то страшное – например, как в том случае на грунте, когда Хисаги, еще шестикурсник, присматривал за младшими; выжившие тогда от шока отходили долго, а с таким препаратом на этом хватило бы нескольких дней. Однако с ним возникли трудности. Сначала оказалось, что эффект его слишком сильный для рядового применения – пациенты лишались большей части ощущений, становились похожи на кукол, беспечальных, но и безрадостных, довольствующихся отблесками эмоций. Некоторые вообще могли чувствовать только физическую боль – и ничего кроме. Потом выявили побочные эффекты, многочисленные и один другого страннее. Самым примечательным оказался вариант, когда у жертвы препарата резко повышалось восприятие эмоций и ощущений других людей – при вынужденном игнорировании собственных. Хисаги тогда посчитал это страшной сказкой, местной легендой – что-то вроде мифа о летающих, говорящих и меняющихся страницами книг из библиотеки Сэйретея. И вот поди ж ты!..
- …я бы, может, и хотел чтобы ощущения были ярче, - не сбавляя шага, глядя прямо перед собой, рассказывал Кира, - но контролировать действие препарата нет возможности. Я будто почти прозрачный сосуд, в который щедро, через край, льют разноцветные настойки. Иногда это сводит с ума, особенно, когда рядом кто-то, кого обуревают сильные эмоции или желания. С ощущениями не так, я их почти не понимаю, но и этого хватает. Тяжело, когда ты рядом, - безжалостно добавил он после краткого молчания.
- У-у-у, - пытаясь выразить этим тоскливым стоном сочувствие, ответил Хисаги. Ясно же, это не внезапный каприз и не тщательно скрываемое влечение заставили Киру откровенно, нахально даже, предложить себя другу, а его, друга, собственный интерес. Точнее, теперь ясно. И нервозность несчастной жертве лечения тоже от Шухея досталась.
- Ты же… неотступно за мной ходишь, - словно читая его мысли, продолжал Изуру. Хвала небесам, в его голосе не было даже тени упрека, он просто описывал ситуацию. Хотя, кто его знает – вдруг он сейчас не способен упрекать, а в другое время влепил бы оплеуху. – Порой в затылок дышишь, стоишь так близко, как будто собрался обнять, а потом отчего-то замер. А то комплименты рассыпать начнешь, сдабривая их искренним восхищением – не понимаю, откуда в отношении ко мне могло взяться восхищение. Раньше я списывал такое поведение на твое всегдашнее состояние – состоянии флирта со всей окружающей действительностью, но сейчас я, можно сказать, шкурой чувствую твое…
- Вожделение? – подсказал Шухей, когда пауза превысила пределы театральной.
- Да, это слово подойдет лучше, чем другие. Хотя на деле – это шквал эмоций, клубок… не страстей, чего-то более грубого… односоставного, так как-то, - у него явно кончались слова. – Сегодня я просто не выдержал. Уж извини.
- Он еще и извиняется, - буркнул Хисаги. И спросил, жестко, хоть и не хотел так: - И каково это… знать, что человек, стоящий за твоей спиной, только и желает – ткнуть тебя лицом в подушку или другую пригодную поверхность и отыметь?
- Жутковато, - ровно ответил Кира. – Странно, в первую очередь. И жутко. Хорошо, что ты хочешь не только этого.
Менос знает отчего, на душе у Хисаги стало спокойней. Он покашлял, скрывая замешательство – а скрыл ли? – и тихонько поинтересовался:
- Делать-то что будешь?
- Закончу сегодняшнюю работу и схожу к Унохане-тайчо. Я ей уже жаловался, и она обещала дать антидот, - Кира чуть заметно ссутулился. – Уж лучше я сам справлюсь со своей, кхм, болезненной зацикленностью на капитане.
Хисаги уловил в его словах иронию, слишком горькую для ранее описанного состояния бесчувственности, но промолчал. Только сократил дистанцию, которую почтительно сохранял все это время, и ободряюще похлопал друга по плечу – справляйся, мол.
За разговором они незаметно очутились у входа в расположение отряда. Кира расправил плечи и на вверенную ему территорию вошел если не королем, то уж точно командиром. Обреченность, тоска и прочие неприятные составляющие последней части их почти философской беседы испарились, как и не было.
Прямо за воротами обнаружилась кучка шинигами; столпившись вокруг той самой девушки, что прибегала на полигон с донесением, они слушали, вытаращив глаза. Она же, едва не подпрыгивая, выбалтывала совершенно, по мнению Шухея, ненужную личному составу информацию:
- Я и подумать не могла, что лейтенант Кира может на полигоне… еще и с лейтенантом Хи…
- Отставить разговоры! – скомандовал упомянутый Кира.
Шинигами замерли, как беспризорники, пойманные на краже. Девушка оглянулась – у нее закономерно был вид предводительницы этих воришек.
- Обсуждать личную жизнь старших офицеров… - тихо начал лейтенант, обводя собравшихся суровым взглядом. Ближайший к нему офицер, нехрупкого сложения мужчина на голову выше командира, сглотнул и, кажется, немного съежился. Хисаги ощутил острое желание вернуться на полигон и проверить, действительно ли там смята трава, или это был такой реалистичный сон. С трудом верилось, что с этим грозным воплощением нравственности… что его можно…
Кира, сверкнув глазами, хмыкнул с неожиданно веселой интонацией и закончил:
- …будете в неслужебное время, как делают все приличные бойцы.
И, как ни в чем не бывало, направился к офису, минуя личный состав, так и замерший – кто с испуганно распахнутыми глазами, кто с жалобно приоткрытым ртом. Хисаги, теперь чувствовавший настоятельную необходимость присесть, двинулся за ним, логично рассудив, что в приемной есть стулья.
Бойцы к фортелям начальства, кажется, привыкли – отмерли через секунду, может, две –куда быстрее, чем то же сделали бы подчиненные Шухея. Взгляды, любопытные, удивленные, насмешливые, сфокусировались на нем; Кира, перехватив их, обернулся. И удивился, к немалому возмущению Хисаги:
- Теперь-то ты зачем за мной идешь? Отчет по учениям передам, как всегда, с дежурным, - и, сбросив сандалии, шагнул на энгаву.
Шухей, относительно оправившийся от чувства вины, вызванного недавними откровениями друга, впился ему в спину взглядом и уже хотел высказать пару ласковых, но тот почуял. Пожал плечом, махнул рукавом – чуть менее небрежно, чтобы это можно было счесть обидным:
- Вечером зайди. Знаешь же, где мой дом. Там поговорим.
И исчез в здании. Хисаги, игнорируя нахальное внимание окружающих, выполз с территории третьего – чтоб его Холлоу съели – и все-таки сел. Прямо у стены. Мальчишка опять поставил его в дурацкое положение. День, начавшийся оборванным кошмарным сном, грозил закончиться его же продолжением наяву. При мысли об этом Шухей содрогнулся. Однако, поразмыслив, он встал и улыбнулся солнцу. Сон – это сон, в реальности правда была в том, что ни один из его любовников – из тех, что были в здравом и даже трезвом уме – не уходил недовольным. И Кира не уйдет… обиженным.