Защищающая

[chem-Bleach]

Название: Защищающая
Фандом: Блич
Автор: Murury
Бета: Сатанринь
Персонажи: Урахара, Ичиго, Удильщик, Масаки
Жанр: ангст, психодел
Рейтинг: PG - 13
Саммари: Ичиго предполагает, а Урахара – располагает.
Предупреждения: возможен ООС , АУ относительно последней арки.
Состояние: не закончен, планируется две-три части.
Дисклеймер: не моё.

Чай – та же вода, только с запахом. Так Ичиго думал.
У него никогда не было привычки к чаепитиям, но с недавних пор они обязательно занимали по часу его личного времени каждый день. Вне дома.
У Урахары чай не имел ни вкуса, ни запаха.
Или Ичиго так казалось.
- Что ещё скажете, Куросаки-сан?
- Он не сдох, - ответил тот почти безразлично, - и всё время вертится поблизости.

Если вам нужно отыскать Куросаки Ичиго, а на часах семь – пойдите на берег реки, на окраину города. Это знали все его друзья, но никогда не искали его в такое время.
Зато искал кое-кто другой.
И нашёл.
- …Ладно тебе, лохматый. Не парься, я всё равно сильнее. Не делай вид, что не слышишь меня.
Куросаки чувствовал чужой оскал – спиной, всей кожей. Ему хотелось убить. Убивать долго, пока чужое искорёженное тело не превратится в фарш.
- Пошёл ты, - Ичиго кинул камень в воду.
- Ну, смотри. А мамаша твоя всё-таки чудо как хороша была, - мечтательно пробормотал Удильщик. Помолчал. - Бывай.

Урахара покачал головой, захрустел печеньем.
- Надо же, - даже с набитым ртом он говорил удивительно чётко. – Подумать только, а Ишшин-сан упоминал…
Ичиго со стуком опустил чашку на стол и выставил перед собой ладонь, будто защищаясь.
- Ничего не хочу знать, - быстро произнёс он. – Если и проворачиваете с отцом какие-то делишки у меня за спиной, делайте это тихо.
- Ну-у, не то что бы это уже была какая-то тайна… - протянул Киске задумчиво.
- Можно мне печенья?
- А?.. да, конечно. Моё любимое.

Ичиго задыхался во всём этом. В своём бессилии.
- Слабак. Мелкота. Был бы зампакто, я бы тебя в асфальт закатал. Ненавижу, - говорит Куросаки. Не говорит – каркает, отрывисто и злобно. Он умеет.
- Хрендецу, закатай? – предположил Удильщик. Заржал. - А банкай у тебя какой? Слабак – ты. Был и остался, - прибавил доверительным шёпотом.
Трава примялась гораздо ближе, но Ичиго не отреагировал. Только повернул голову и велел:
- Убирайся.
Прямо перед глазами воздух подозрительно колыхался, что-то двинулось у Ичиго над головой, всколыхнув волосы на затылке, и он с отвращением вспомнил: «Манок».
- И убрался бы. Твоя мамаша…
- Пасть закрой.
- Слушай лучше, лохматый идиот! Твоя мамаша меня… заставляет.
- Что?..
Ичиго немного завис. О чём он толкует?
- Ещё чуть-чуть – и огребёшь Пустую родственницу, - раздражённо прохрипел Удильщик. - Хочешь? А чтобы она к сестричкам твоим пошла – хочешь? Она пойдёт.
Он, конечно, врал. Ичиго был в этом уверен – только не мог понять, для чего это нужно. Скажи кто сейчас, что это Удильщик пытался добраться до ключа Короля, а не Айзен, Ичиго бы обязательно поверил.
- Мама так не сделает, - сказал он.
Ему нравилось говорить о матери так, будто она ещё жива. Что-то в этом было.
- Ещё как сделает.
- Заткнись.
Ичиго пытался угадать, где находится рожа Удильщика– такие вещи ведь полагается говорить, глядя в глаза?
- Одарит вас всех своей материнской любовью, - Удильщик мерзко хихикнул совершенно с другой стороны и тут же заткнулся – видно, вспомнил, что ему этот факт уже будет по барабану. – И вы навсегда останетесь с ней.
- Свали, - Ичиго откинулся назад, подложив под голову руки, прикрыл глаза. Разницы всё равно не было.
- Дурак, - зло бросил Пустой.
- Я сказал.
Через пару минут ощущение давления исчезло. Ичиго сел прямо, заорал и со всей дури вбил кулак в землю.

Чай Киске всегда заваривал долго, дотошно соблюдая кучу каких-то нелепых правил – вернее, Ичиго думал, что эти правила существуют, потому что Урахара всегда делал всё одинаково.
Куросаки был бы рад и воде из-под крана – разницы он всё равно не видел.
- Он говорит, что мама его побеждает. Что станет Пустой и пойдёт за Юзу и Карин.
- Лжёт, - мягко отмёл Урахара.
Он обмахивался веером и говорил именно то, что Ичиго хотелось услышать.
- Я хочу его убить, - бесцветно сообщил Куросаки.
- Подите, верните свой меч – и убивайте на здоровье.
- Урахара! – Ичиго подскочил, вцепившись руками в подлокотники кресла. – Я его убил. Их. Меч. Зангецу.
Киске поцокал языком.
- Ай-яй-яй, как нехорошо. Ну и кто вам доктор тогда?
- Что мне делать?
- Сам думай, - Урахара резко перешёл на «ты», подался вперёд, - уже не маленький. А я – посмотрю.
- На что посмотришь?
- Не зря ли я потратил столько времени, чтобы хоть чему-то тебя научить. Печенья, Куросаки-сан?
- Да пошёл ты со своим печеньем, - буркнул Ичиго.
- Как хотите.

- Эй, ты ещё не вытащил голову из задницы? - поинтересовался Удильщик.
Возле школы подкараулил, сволочь.
Ичиго молча шёл, взвалив рюкзак на плечо, как мешок.
- Ичиго, Ичиго, - нервно затараторил Пустой, - ещё чуть-чуть – и мне конец. Ну же. Она уже иногда захватывает контроль. Помоги мне.
Куросаки резко остановился, бросил рюкзак на землю и развернулся в ту сторону, откуда раздавался чужой голос.
- Чего ты хочешь, ублюдок?
- Вытащи её, слышишь. Вытащи, отправь хоть в Сейрейтей, хоть к чёрту на рога – убери её!.. Нет, подумай, она же будет так счастлива – и папашу твоего увидит, все… дела…
Послышался хрип, а потом – странная, дикая смесь мужского гнусавого и чистого женского голосов:
- Ичиго?..
Он отшатнулся. Послышался рык, на стене появилась трещина – будто кто-то ударился об неё здоровой такой башкой.
- Блять, - прохрипел Удильщик, - поторопись, лохматый болван.
Ичиго молча смотрел куда-то вникуда. До него вдруг дошло, что Удильщик не лжёт.

Сон был тревожным и мутным, непонятным, но где-то ближе к концу в нём появился кое-кто, всё исправивший.
- Мама, - прошептал Ичиго.
Белые скользкие щупальца могли бы казаться омерзительными. Голос мог бы резать слух. Ичиго мог бы испугаться, потому что был абсолютно беззащитен – но это была мама.
- Мой дорогой, - звуки вибрировали где-то в груди, выскребали изнутри позвоночник, - мой Ичиго.
Мама ужасно соскучилась – Ичиго казалось, что у него сейчас треснут кости от её объятий, у мамы очень отросли волосы – колючий жёсткий рыжий мех колол ладони, и мама постарела – её маска была испещрена морщинами (узорами?).
Ему хотелось – больше всего – быть с ней. Её частью. Всегда.
Её вздутое брюхо покрывали шипастые костяные пластины – это для него, чтобы защитить его, ведь когда-то он был там, такой же слабый, как сейчас. Шипы уже были в его груди, в животе, в горле, в руках и ногах.
Будь его сознание хоть немного ясней, он ощутил бы себя бабочкой, проткнутой иглами, почувствовал бы боль.
На маске застыло болезненно-нежное выражение, и Ичиго прижался щекой туда, где у мамы должен был быть висок.
«Мамочка»

Ичиго посмотрел на вазочку с печеньем и почувствовал тошноту. Продолжил:
- Он перестал приходить. А она мне снилась. Снится. Уже несколько дней.
- И что же она делает?
Урахара поднёс чашку ко рту, потом, спохватившись, заглянул в неё, будто интересуясь - не пуста ли она. Чай Киске допил минут пять назад, и ещё Ичиго готов был поклясться, что он знает ответ на свой вопрос.
Урахара поднял пустую чашку, его кадык дёрнулся в глотательном движении.
- Она… - начал Ичиго.
- Она?
- Зачем пить из пустой чашки?
Урахара улыбнулся и пожал плечами. Он улыбался, но взгляд у него был сосредоточенный и ощупывающий. Неприятный.
- Я пошёл, - сказал Ичиго. – Уроки. Работа. Придумайте что-нибудь.
- Конечно-конечно. Возьмёте зонт?
- Обойдусь.
Дверь глухо стукнула, закрывшись, дождь будто сразу полил за шиворот. Ичиго поёжился, выпрямился и пошёл вперёд – широким, уверенным шагом. Почему-то его не оставляло желание раскинуть руки в стороны – казалось, что земля сейчас дрогнет и сдвинется, и нужно быть к этому хоть немного готовым, так?
Ему отчаянно требовалось равновесие.

Она ждала его там, на берегу.
- Сюда, дорогой, - позвала Масаки. – Я здесь.
И всё застыло.
Ичиго её видел. Чётко и ясно, как куст с ядовитыми ягодами справа и как реку и мост слева, и как дорогу наверху. Он видел – так, как должен был видеть.
И теперь-то точно знал, что делать.
Длинная рыжая шерсть, уродливо-изящная маска, белые щупальца, похожие на опарышей. Непрерывно двигающиеся. Огромные чёрные провалы на месте глаз имели удивительно ласковое выражение.
Брюшко было маленькое, нездорового трупного оттенка. Ничем не защищённое.
- Мама, - выдохнул Ичиго. – Я уже иду. А потом мы пойдём к девочкам. Они так скучают по тебе.
- Да, - ответила она. – Конечно, дорогой. Иди ко мне.
В её голосе была больная, липкая нежность. И нетерпение.
- Иду, - сказал Ичиго, - я иду, мама.
Звать было на удивление просто: будто и не было долгих нудных профанских медитаций наедине с собой. Было лёгкое сопротивление, но оно легко рвалось, задыхалось – разрывалось легко, вспоротое чёрным лезвием. Куросаки просто знал, что пора. Что всё получится.
Сейчас.
Ичиго обнял её.
Не мог не обнять – а запах у неё был такой же, как и семь лет назад, Ичиго хорошо его помнил, оказывается. Щупальца оплели его – не удерживая, просто обозначая контакт – маме не требовалось держать его. Присоски липли к коже.
Куросаки почувствовал в руке жар, твёрдую рукоять меча, ещё не Зангецу. Сталь вошла в брюшко со смачным хлюпаньем – оно не было ничем защищено, и чудовище тоже не могло защитить ни Ичиго, ни себя.
Оно не было его матерью.
В первый момент Ичиго показалось, что она ожидала этого и была готова, но нет. Щупальца конвульсивно дёрнулись, рот – пасть, не мамы, монстра, приоткрылась, показав мелкие, бритвенно острые зубы. Подсознательно Ичиго ждал чего-то, что бывает в фильмах, что бывало раньше – что-нибудь вроде «Спасибо, сынок», «Будь счастливым», «Не прощу», «Передай привет». Чудовище хрипло выдохнуло и умерло – молча. Мама умерла уже давно.
- Прости, мам, - сказал Ичиго очень обыденно. – К сёстрам я никак не мог тебя подпустить.
Он закрыл глаза и замер на месте. Руки дрожали – день был промозглый.
«Я всегда буду тебя защищать».
На брюшке не было панциря.
Хотелось смеяться.
Послышались редкие хлопки.
Ичиго медленно открыл глаза, нащупал рукоять меча – ещё не Зангецу – и резко развернулся.
Урахара удобно развалился в развилке дерева, склонив голову набок. Его пальцы двигались, медленно, с какой-то опасной нежностью поглаживая Бенехиме поверх ножен. Ичиго поёжился – в этом движении было что-то противоестественное.
Зелёная панама была сильно надвинута на глаза, гэта валялись внизу, у корней, полускрытые жухлой мокрой травой.
Куросаки устало выдохнул, опустил меч и запрокинул голову. Дождь был мелкий, противный и ледяной – именно то, что нужно.
- Вы бы ещё попкорн прихватили, - это Ичиго сказал тихо и почти даже беззлобно.
- Забыл, - Киске развёл руками и заулыбался.
- Голову не забыли?
Урахара многозначительно промолчал.
- Вот и отлично, - заключил Куросаки. Скорее сам для себя.

Он поздно понял, что идет куда-то не туда. Ну да, конечно – за последний месяц сворачивать в тот переулок вместо того, чтобы идти домой, стало привычкой. Ичиго мрачно фыркнул и решил зайти по дороге в магазин. Обычный, продуктовый – кое-что надо было обязательно прихватить.
Ичиго любил оставлять за собой последнее слово.
Колокольчики привычно зазвенели, когда он толкнул двери. Обходя полки и двигаясь навстречу набившему оскомину цокоту гэта по деревянному полу, Куросаки поймал себя на том, что точно знает, которая из досок скрипнет, и обходит их.
- Куросаки-сан! – жизнерадостно поприветствовал его Урахара.
Меч появился в руке сам собой – и это уже был Зангецу. Послышался лязг. Ичиго с некоторым удивлением посмотрел на собственную руку – и Зангецу в ней. И на Бенехиме, которую он блокировал только что.
- Что это значит? – поинтересовался Ичиго очень спокойно.
Мимолётно он удивился тому, что совсем не потерял навыков.
- Экзамен, Куросаки-сан. Надо же, а кажется, я только вчера гонял тебя по подвалу. Как время быстро бежит, - Урахара покачал головой, убрал зампакто в ножны и заулыбался.
Он вообще был очень улыбчивым шинигами.
Ичиго не любил, когда он переходил на «ты» - от этого всегда попахивало неприятностями. И экзамен явно подразумевал не только воинские навыки.
- А перед этим что было – самостоятельная работа? – ядовито осведомился Ичиго.
Отчего-то сегодняшнее приветствие до боли напомнило ему отца.
- Как пожелаете, - Киске пожал плечами.
Повисло молчание – неловко себя чувствовал, кажется, только Ичиго. Урахара участливо разглядывал его из-под веера.
- Чаю? – наконец, поинтересовался он.
- Да, - выдохнул Куросаки с некоторым облегчением, - давайте.
В том, чтобы просто молча пить чай у Урахары, было что-то приятное. Говорить было совершенно не о чем, но это не напрягало: разговоры по душам всегда были именно тем, что требовалось Ичиго в последнюю очередь. Именно поэтому, например, его лучшим другом был Чад, а не Кейго.
Ещё он, наконец, почувствовал вкус. Чай Киске действительно ни в какое сравнение не шёл с тем сеном в пакетиках, что стояло дома в серванте. Печенье Куросаки так и не попробовал – из сладкого он любил исключительно шоколад.
Урахара же шоколад не признавал - он что-то там оскорблял в его миропонимании, по словам Хирако. Куросаки не очень прислушивался, когда тот об этом говорил.
Мысли текли неспешно и вяло, Киске украдкой внимательно разглядывал его лицо, будто надеясь отыскать там что-то новое, и это на удивление не раздражало.
Ичиго чувствовал странное, ирреальное спокойствие, оно прошивало всё его существо, как будто он сам был им. Было тому причиной окончание «самостоятельной работы», или Зангецу, который грел спину через водолазку под курткой, Куросаки не знал, да и не хотел знать, на самом-то деле.
- И ещё, - сказал Ичиго, будто продолжая начатый разговор.
Поднялся на ноги, дёрнул молнию на рюкзаке. Достал шуршащую цветную пачку и положил на стол.
- Что это? – удивился Урахара.
Ичиго улыбнулся, явно передразнивая его, и пояснил:
- Попкорн. Вскрыть, расправить – и в микроволновку на три минуты. И можете спокойно принимать экзамены.
- Я не ем попкорн, - заметил Киске.
Лицо у него было какое-то недоверчиво-непонятное.
- Когда-то надо начинать.
Урахара улыбнулся и покачал головой.
- Всё-таки, ваша наглость – великое счастье.
Ичиго пожал плечами. Всё это было как-то натянуто, неуместно, не так. Он не планировал шутить, но попытка получилась дурацкая.
- Мне пора, - сказал Куросаки. – Уроки. Работа. Придумайте что-нибудь.
- Конечно, - ответил Киске.
Дверь захлопнулась, колокольчики зазвенели.
В окно было видно, как Ичиго идёт, раскинув руки в стороны.
В какой-то мере Урахара его понимал.