Автор: гинолис
Бета: я сам
Пейринг | Персонажи: Ичимару/Маюри (или Маюри/Ичимару, хум хао)
Жанр: POV, ficlet
Рейтинг: G
Дисклеймер: Кубо, я не люблю тебя!
Саммари:
Размещение: с разрешения автора, с сообщением, куда
Фанфик был написан на Апрельский Фестиваль
Две таблетки от тошноты, пожалуйста
Давным-давно, когда Кира ещё недолго был лейтенантом
На первый взгляд это совсем незаметно, однако текст немножко отравлен; чувствительным женщинам и детям на себе лучше не проверять
читать дальше– Вы мне надоели, Ичимару.
– Вы так высокомерны… И вас ничуточки не интересует, что я могу вам предложить?
– Да что вы можете предложить!..
Маюри сегодня не в себя благодушен. Он выслушает бредовое предложение капитана третьего отряда, высмеет его — и согласится.
Они уйдут на грунт (Маюри будет наблюдать уход издалека; Ичимару, не оглядываясь, помашет ручкой, и глава научного отдела пыхнет злобой – а потом улыбнётся) и будут там развлекаться… своими смешными играми.
Маюри будет следить за датчиками, ждать основных результатов – и всё более сатанеть.
Чем его так раздразнил Ичимару?
А ничем.
– Прекрасно, прекрасно, – мурлычет Куроцучи себе под нос. На экранах переплетаются и видоизменяются диковинные фигуры.
– Чудесно-расчудесно! – напевает двенадцать-тайчо, рассматривая на свет прозрачную плёнку с разводами.
Кажется, в душе Маюри наступил мир.
Не верьте: мир в душе Маюри не наступит никогда. Там ад, я точно знаю.
Я сижу, накрытый прозрачным колпаком, опутанный (в самых диковинных местах) тысячей тоненьких и не очень проводочков, мне в лоб упирается какая-то железяка, и несколько других железяк упираются мне в макушку, затылок и виски. Ещё одна холодит крестец.
Мне интересно.
…Мой лейтенант расценил это, как самопожертвование. Надеюсь, у него это пройдёт. Нет, свои вожделенные данные солдатики науки с него тоже сняли; чуть раньше. Он не хотел уходить. Не мог оставить меня одного.
Маюри-тайчо, вы вообще не боитесь, что Готэй однажды поразит вас своей любовью?
Не боится. Доволен. Считает за благо. Ну, ну…
– Закройте глаза, Ичимару, – по сравнению с обычными интонациями сейчас голос Маюри звучит почти как нормальный. Я удивляюсь собственному удовольствию от этого (о, это было весьма мимолётно), закрываю глаза. Улыбаюсь.
– У вас такой вид, точно вы только что мышь съели, – воркует Маюри где-то у меня над ухом. Я корчу рожу:
– Меня что – тошнит?
– Сделайте милость, сидите смирно! – Маюри, затаив дыхание, возится с инструментарием на моей голове. О, это нежность, не иначе!..
Я и без того само смирение, как он не может понять?..
…Интересно, он и правда не понимает? Считает это в порядке вещей? Ну, ну, Куроцучи, полноте!..
– Неужели эта прогулка того стоила, Ичимару?
А интонации-то какие! Умеет двенадцать-тайчо удивить. Удивляюсь:
– Неужели плата столь велика?..
– С вашей-то подозрительностью!.. – откликается Маюри. Э, да это же нежность; ах, я уже говорил… Улыбаюсь: улыбка – лучшая таблетка от… тошноты.
– Моя рейрёку рассказывает вам страсти и ужасы?
– Да! – отвечает капитан Ходячая чума; я с трудом сдерживаю смех – и ярко ощущаю ту часть себя, которой страстно хочется разнести вдребезги маюрино богатство, рассадить Маюри лоб и ускакать куда подальше, вопя что-нибудь обидное (лучшая обида – это правда, совершенно верно). Для сброса напряжения.
Маюри сладострастно вздыхает надо мной.
Эта заразa записывает себе на память мои эмоции? А я-то думал, ему хватает собственного добра! С такой махровой шизой…
– У меня нет шизофрении, – произносит Маюри. – О!..
Следующая минута проходит в сосредоточенном молчании. Маюри очень занят наблюдениями, а я пытаюсь поймать, что меня остановило. Куроцучи невдомёк, что он был за наносекунду (я знаю, что «нано» - это смешно) от гибели. Он снова что-то мурлычет. Радуется прелестям единомоментных измерений и наблюдений.
– У меня нет качественных записей шизофрении, – со всем своим куроцучиным миролюбием повторяет он.
Э-э, да вы тут гомункулусами балуетесь, две-енадцатый тайчо? Копию шинигами изволите изобретать? И не надоело вам!.. Он сейчас действительно весьма небрежен и расслаблен. То есть занят только своими восторгами оми знает от чего.
– Поэтому я не берусь говорить, что вы, Ичимару, – шизофреник.
Я не могу сдержать смешок.
– У всех нас множественное сознание! – сурово обрывает мой смех Куроцучи. – Я не о нём, а что до вас…
Тут в его железяках что-то щёлкает.
– О-о, – видеть такое искреннее разочарование на этой расписной физиономии всегда приятно. Секунду он стоит с совершенно уморительным выражением лица, давая мне собой полюбоваться. Затем протяжно выдыхает: – Ну-у, пожалуй, на сегодня всё…
– На сегодня?.. – я бесцеремонно распихиваю в стороны электроды и сдираю с себя провода. Маюри всё равно – он стоит ко мне спиной.
– На сегодня, – соглашается он обычным своим ядовитым тоном. – Не сомневаюсь: ваши интересы приведут вас ко мне ещё… и ещё!
Менее воспитанные шинигами просто плюнули бы ему в ноги, я знаю; я только улыбаюсь в ответ. Любите ли вы стихи, Куроцучи-тайчо? Нет, не так; любите ли вы их так, как я?.. Ну, пусть даже нет. Я всё равно с удовольствием вам почитаю. При следующей встрече. Такой детский – знаете? Впрочем, откуда… „Но не видит ничего, что под носом у него“.
Что-то вы всё-таки там увидели, у себя под носом. Вот только не знаю: надо ли мне разузнавать, что!..